Погребённый заживо
У каждого человека есть свои страхи, кто-то боится тараканов, кто-то падает в обморок от вида крови, кто-то трясется от страха в темной комнате, а некоторые боятся оказаться погребенными заживо, и страхи эти небеспочвенны. Один из таких случаев произошел в начале пятидесятых годов в одной из деревень Тульской области.
Валентина поднялась еще затемно и отправилась во двор поить и кормить скотину. Когда женщина управилась, уже забрезжил поздний осенний рассвет. Над близлежащей речкой поднималась полоса тумана, и пахло сыростью. Низкие тучи неслись по небу, и в воздухе стояла мельчайшая водяная пыль, называемая мгой. Валя вошла в сени, отряхнула капли воды со своего плаща, сняла шерстяной платок и прошла в дом. В доме на русской печи спали дети, на кровати посапывал ее муж Петр. Муж – это слово, словно заноза, так и застряла в голове у женщины. Муж, муж, муж. Валентина подошла к спящему Петру, что-то было не так. Ах, вот оно что! Петр обычно храпел богатырским храпом, но сегодня он спал тихо как младенец. Женщина наклонилась к мужу и вдруг с ужасом поняла, что Петр не дышит.
— Петя, – Валя потрясла мужа за плечо, — Петя.
Никакой реакции.
— Проснись! Петя, проснись!
Понимание того, что случилось непоправимое, медленно проникало в сознание Валентины. Жена схватила своего мужа за руку, рука была холодной. Сомнений не было, Петр мертв. Но Валентина продолжала кричать, трясла мужа и отказывалась верить в случившееся.
От ее криков проснулись дети. Старшие, напуганные и растерянные, стояли вкруг кровати отца и смотрели на плачущую мать, еще до конца не осознав того, что случилось; а младшие уже ревели в голос, напуганные слезами матери и безмолвием отца. Какой-то частью своего сознания Валентина отказывалась верить в случившееся. Он не мог умереть! О, Господи, как это могло случиться Петр прошел Финскую и Великую Отечественную войну, вернулся с фронта живым и здоровым. Вернулся, устроился в колхоз шофером, был трудоголиком. Не пил и не курил – не мужик, а загляденье. Да и на здоровье никогда не жаловался. Женщина побежала за врачом, но врач ничем уже не мог помочь, сельский медик мог лишь констатировать смерть. В те времена, да еще и в деревне, ни о каком вскрытии не могло быть и речи. Весь день прошел в суете и подготовке к похоронам. Плотнику заказали гроб, который был готов уже к вечеру, а на следующий день дом вдовы наполнился людьми. Все жители деревни, от мала до велика, пришли проститься с усопшим и выразить соболезнования Валентине и ее детям. Валентина положила мужа в гроб в лучшем костюме, а на руку надела часы. Несмотря на то, что Петр был ярым коммунистом-атеистом, Валентина пригласила священника, чтобы он провел чин отпевания над умершим и предал его тело земле. Петра похоронили.
Убитая горем женщина возвращалась с кладбища, а мрачное осеннее небо нависало над землей и осыпало ее снежной крупой. Порывистый ветер гнал пожухлую и мокрую листву. Казалось, даже природа оплакивала безвременно умершего человека. После похорон деревенский люд собрался в избе Валентины, для того чтобы помянуть усопшего. Закончив поминки, люди тихо разошлись по домам.
Пятеро мужчин сидели в ивановой избе и не спеша распивали здоровенную бутылку самогона.
— Видали, в чем Валька мужика своего в гроб положила – начал разговор Иван.
— Ну – не понял его Максим.
— Что «ну» В лучшем костюме, да еще и при часах.
— И что – Максим никак не мог понять, к чему Иван клонит. То же самое не могли понять и остальные собутыльники.
— Ты что, тупой У тебя такого костюма отродясь не было, да и часы такие ты видел только на Петрухиной руке. Трофейные часы, из Германии. Не понимаешь, что ли Покойнику-то они зачем, а вот нам очень бы пригодились.
— Ты что, Ваня, самогона обожрался – Алексей смотрел на Ивана как на ненормального. — Разве можно покойника беспокоить Грех большой, да и люди узнают, житья нам тут не будет.
— Никто ничего не узнает, — промолвил Иван, — а насчет греха – святыми все равно никто не будем.
Мужчины поначалу не соглашались с Иваном, никак не могли решиться на этот дикий поступок, а Максим просто разрывался: с одной стороны он был готов хоть сейчас отправляться на кладбище, но с другой — суеверный страх не позволял ему это сделать.
Шли минуты, самогона в бутыли становилось все меньше, а дури в голове у мужиков все больше, и к тому моменту как бутыль опустела, все пятеро уже окончательно окосели, расхрабрились и, наконец, согласились идти на кладбище и грабить покойника. Мужчины договорились отправляться ночью: они ждали полной темноты.
— Пора, – сказал Иван, и мужчины вылезли из кустов и пошли по кладбищу.
Они знали точно, где похоронен Петр, ведь они присутствовали на похоронах да и на кладбище были далеко не в первый раз, поэтому могли найти нужное захоронение даже с закрытыми глазами. Вскоре грабители добрались до нужной им могилы. Поплевав на руки, мужчины взяли лопаты и принялись за дело. Рыхлая земля легко поддавалась.
Петр открыл глаза и даже сразу не понял, действительно ли они открыты или все-таки закрыты Кромешная темнота. Даже на войне, когда после взрыва бомбы Петра засыпало в блиндаже, даже тогда не было такой тьмы. Сейчас Петр не видел ничего, совсем ничего. Поднял руки и… уперся во что-то твердое. Другой рукой Петр повел в сторону и тоже наткнулся на что-то твердое. Что это Мужчина принялся судорожно ощупывать пространство вокруг себя, и в голову ему пришла страшная догадка – это гроб. Гроб, его похоронили, но как Зачем «Ведь я живой! Живой! Я живой!» Петр кричал, страшно кричал, не издавая при этом ни звука, его горло свело спазмом от страха. Только мужчина захотел ударить ногой по крышке гроба, как по этой самой крышке что-то стукнуло снаружи. Потом еще раз, потом по крышке заскребли, затем гроб закачался, наклонился, обо что-то глухо ударился и замер. Раздался треск, и крышка поднялась. Петр увидел над собой звездное небо и пять отечных рож, освещенных керосиновой лампой.
Лопата Ивана с глухим стуком ударилась о крышку гроба, затем Иван лопатой сгреб с нее землю. С помощью веревок кладбищенские грабители вынули гроб из могилы, и Алексей монтировкой открыл крышку, а в следующую секунду мужчина лишился дара речи. Точно так же лишились этого бесценного дара и все остальные участники этой «операции Ы». И немудрено, ведь покойничек в гробу взял и сел. От такого на голове Ивана проступила седина, а Максим уронил керосиновую лампу. Мертвец, кряхтя и охая, вылезал из гроба, а потом, протянув руку, сказал:
— Мужики.
— А-а-а-а-а! – Иван заорал дурным голосом и рванул вон с этого кладбища. Вслед за ним, спотыкаясь и падая, припустил и Максим, а остальные мужики рванули в разные стороны, как тараканы от света. Через минуту кладбищенских воров и след простыл.
Петр стоял у своей собственной могилы и никак не мог уразуметь, как же так Ведь его и в самом деле похоронили. В эту ночь ударил мороз, на небе мерцали синие звезды, и ледок начал сковывать лужи, белым инеем ложась на опавшие листья. В легком костюме «покойничек» быстро замерз.
— Надо идти домой, – решил Петр, — а то так и воспаление всего на свете можно подхватить. И Петр пошел, пошел домой.
Валентина лежала на кровати, но ей не спалось. Она вспоминала. Вспоминала Петра и самые счастливые годы их совместной жизни. Вспомнила, как они в молодости проводили вечера на берегах реки, вспоминала, как гуляли по лугу, как, будучи детьми, пасли коров. Женщина вспоминала и тихонько плакала. Ее воспоминания прервал стук в дверь. «Господи, кто же это» Женщина поднялась и подошла к двери.
— Кто стучит
— Валя, я живой, не пугайся, я жив.
Валя грохнулась в глубокий обморок. Петр, находящийся по ту сторону двери, услышал звук упавшего тела. «Только бы жена со страху не померла», — подумал Петр, дергая дверь. Хлипкий шпингалет не выдержал, и дверь распахнулась. Мужчина влетел в дом и подхватил на руки лежащую на полу Валентину. Дышит. Жива – это хорошо. Петр похлопал жену по щекам, пытаясь привести в чувство. Затем, уложив жену на кровать, схватил литровую кружку и, зачерпнув из ведра воды, брызнул ей в лицо. Едва Валентина открыла глаза, как чуть не потеряла сознание снова.
— Петя, ты же умер! Это не ты! Уходи! Сгинь, нечистый!
— Валя, Валя, это я. Я! Я живой!
— Я же тебя похоронила, – Валя почувствовала, что еще секунда и она сойдет с ума.
— Я живой, – повторял Петр как заведенный. – Меня раскопали, я живой.
Петр сидел на стуле в кабинете местного участкового. Милиционер внимательно посмотрел на Петра и снова, уже в сотый раз, задал вопрос:
— Вы видели, кто вас раскопал на кладбище, это ведь преступление. Грабители могил должны быть преданы народному суду!
Петр поднял на участкового страдальческий взгляд:
— Тихон Егорыч, что вы ко мне пристали, я же сказал: была ночь, темнота, я никого не разглядел и не запомнил. Ну, сколько вы из меня будете душу тянуть
— Ты уверен, что никого не видел
— Уверен, Тихон Егорыч, отпустите и не пейте кровь.
— Свободен, – мрачно сказал участковый.
Петр поднялся и покинул кабинет.
Пройдя обследование в больнице, он вернулся домой, к жене и детям. Односельчане решили отметить воскрешение, а точнее, второе рождение Петра и собрались у него дома. Звенели стаканы, и самогон лился рекой. Изрядно выпив, гости стали расспрашивать Петра, видел ли он того, кто его раскопал.
— Видел, — ответил Петр, – и назвать могу. Но эти мужики мне жизнь спасли, и я их не выдам. Не выдам ни за что на свете.
Петр был жив. Он был жив, когда лежал в гробу, был жив, когда его хоронили, и все время, пока он был в могиле, мужчина был жив. С Петром случился глубокий летаргический сон — состояние, когда человек практически перестает дышать, сердце бьется один или два удара в минуту, а тело остывает. Сельский врач не смог отличить состояние глубокого летаргического сна от настоящей смерти и по ошибке записал Петра в покойники. Петр после своего второго рождения прожил еще тридцать лет, ничего подобного больше с ним не случалось. Сельский врач лишился работы из-за этого случая, ему вообще повезло, что его не отдали под суд за халатность, которая едва не стоила жизни человеку. Участковый так и не докопался до истины, а Иван, Максим и еще трое участников ночного «мероприятия» больше никогда не прикладывались к бутылке.
