Я не знаю, как это назвать

Я русская, но детство мое прошло в другой стране. Мама вышла замуж за иностранца, и мы уехали из России. Мой отчим любил мою маму, да и ко мне относился хорошо. Сначала. А потом все пошло наперекосяк.
Чтобы нам было легче привыкнуть к стране, к правилам и порядкам, да и к самим людям, он продал свою квартиру и купил небольшой коттедж в русскоговорящем квартале. Он заботился о нас. Где-то с год все шло хорошо. Я изучала язык, который мне давался с очень большим трудом — мозг ну никак не хотел обрабатывать полученную информацию. Я старалась контактировать только с детьми, говорящими на русском, так как с местными я чувствовала себя ущербно. К чему я все это рассказываю… К тому, что с этого все и началось. По крайней мере я так запомнила. Для меня это является отправной точкой моего личного ада. Первый скандал с мамой был именно из-за этого. Я была свидетелем ссоры, но мало чего понимала. Говорили они не на русском. Все, что я запомнила и перевела со своим скудным запасом знаний, сводилось к тому, что я тупая. Что я не хочу учиться и общаться с людьми не моей национальности. Что надо меня отправить обратно. А потом он ее ударил. Сильно. Я запомнила этот хруст навсегда. Маму увезли в больницу — отчим сломал ей челюсть. В ту ночь я не могла уснуть, плакала и все звала маму. А потом вдруг резко все прекратилось. Я не знаю, как это описать. Как будто мир замер, время остановилось. Я не могла ни дышать, ни двигаться. Даже слезы замерли на моих щеках. Не было ни шума ветра, ни какого-либо движения на улице. Не было ничего. В этот момент, именно в этот, я поняла, что в доме есть какая-то угроза. Как и откуда я это поняла, для меня загадка до сих пор. Я просто это знала. Я знала, что за моей дверью кто-то стоит. Я жутко боялась, что она откроется. Я боялась того, что могу увидеть. И я ничего не могла сделать. А потом с меня резко слетело одеяло, и все прекратилось так же, как и началось — внезапно. Надо сказать, что в доме никого не было: отчим уехал с мамой, и со мной осталась наша соседка Анелька. Ей было 16 лет тогда. И спала она со мной в комнате на раскладушке. Я завизжала так, что, наверное, проснулся весь район. Анелька вскочила и стала меня успокаивать, а я не могла ничего сказать. Меня колотило так, как будто на улице минус двадцать, а я в одних трусах. Это не детская выдумка — всё было было на самом деле. Я помню это до сих пор в мелких деталях. Я помню одеяло, валяющееся прямо у двери, отлетевшее на пять метров. Мне было шесть, я физически не могла это тяжелое одеяло швырнуть с такой силой. И Анель не могла — она спала.
Отчима я увидела только на следующий день вечером. Он принес много сладостей, всячески возился со мной. Сейчас я понимаю, что он хотел извиниться передо мной таким образом. Дети легко покупаются. И может быть, я бы тоже купилась, если бы не события прошедшей ночи. Я о них не забыла и весь день пребывала в страхе. Я перенервничала, и мне было не до вкусностей. Мне хотелось к маме. Я закатила истерику, плакала, топала ногами, кричала и визжала. Мне почему-то казалось, что мамы нет больше, что я ее никогда не увижу. И что этот монстр за дверью сегодня меня сожрет. Почему именно сожрет — я не знаю. Я была уверена, что он питается исключительно маленькими детьми, поэтому и Анельку не тронул. В общем, мой воспаленный, замученный последними событиями мозг выдал такую вот реакцию на все заискивания отчима. Он в шоке убежал. Пришел с Анелькой. И только после того, как она посадила меня к себе на колени и прижала к себе, он рассказал, что мама жива-здорова, и что завтра я смогу ее увидеть.
Вы же знаете, что если ребенок устал за день, спит он без задних ног. Я практически не спала прошлой ночью и весь день переживала из-за мамы и ночных приключений. По идее, я должна была вырубиться, но… Глаза закрываться не хотели, и все тут. Страх заставлял слушать все, что происходит в доме и на улице. Впрочем, ничего примечательного не произошло. Уснула я к утру, а проснувшись, поехала к маме. Она не могла говорить — просто обнимала меня, и все. Стало легче. Скоро она вернулась домой, и все пошло так, как прежде.
Но недолго это длилось. Примерно через полгода ситуация накалилась. Отчим пришел с работы. Наверное, с час он пребывал в своем обычном настроении — они о чем-то общались с мамой, шутили. Я помню, как они смеялись. А потом мама разбила тарелку. Я не знаю, что произошло в тот момент с отчимом, но он резко переменился и начал орать. Мама стояла и ничего не могла сказать. Просто стояла и смотрела. А он все орал и орал. Да так, что окна звенели. Он успел замахнуться, но мама схватила меня, вывернулась и убежала со мной в комнату. Дальше ничего особенного не происходило. Прошло некоторое время, отчим постучал в дверь, извинился. И весь конфликт вроде бы сошел на нет.
А вот ночью снова началось необъснимое. Я не помню, почему я проснулась. Не успела я слезть с кровати, как снова пришло то же чувство, будто все замерло. Времени нет, пространства нет. Я не знаю, как это описать. Я не могла двигаться и как будто даже не хотела, навалилась какая-то апатия и только после случившегося — неимоверный ужас. Дверь распахнулась. Я не видела, что там, не могла повернуть голову. Распахнулось окно, слетели шторы, причем я видела, что их как бы тянут снизу. Карниз упал на мою подушку и на комод, где стоял старый советский будильник. Он начал звенеть, как сумасшедший. На минуточку, он был сломан всегда, сколько я его помнила. На шум будильника прибежала мама, я взахлеб начала ей все рассказывать — и про эту ночь, и про ту первую. Мама меня обняла и посмеялась, начала успокаивать. Она осталась спать со мной, и все снова стало тихо.
Прошел, наверное, год. Ситуация в доме ухудшалась. Постоянные скандалы и постоянные ночные приключения. Мои игрушки разбрасывались сами собой, двери и окна отрывались, падали вещи. Один раз даже свалился комод. Я уже не удивлялась и не боялась. Я привыкла. Такова человеческая натура. И я сделала вывод: это случалось тогда, когда отчим злился. Причем перепады его настроения ни от чего не зависели. Была ли это разбитая тарелка, или двойка, мною принесенная, или соседка не дала денег в долг, или на работе неудача, или… или… Миллион причин. И еще я заметила, что вне дома он нормальный. Вне дома на него не влияли все эти мелкие неурядицы. Сам по себе он всегда был добродушным. С этих пор я начала чувствовать угрозу в доме постоянно. Днем, утром, вечером — всегда. А потом я заговорила с мамой про ее сломанную челюсть. Я сидела с ней рядом на диване. Она вязала, а я смотрела мультик. Как сейчас помню — диснеевскую «Русалочку». И в тот момент, где ее гладит принц по щеке, я вспомнила, что маме отчим сломал челюсть. Я начала маму гладить в том месте и спросила, больно ли ей было и зачем отчим ее ударил. Она очень удивилась и сказала, что ее никто не бил, она упала сама. Я начала говорить, что я все видела — ее ударил отчим. Она сказала мне, чтобы я не говорила глупостей. И все. И, что самое интересное (забегу вперед), она до сих пор говорит мне, что в тот день он ее не бил — она мыла пол и поскользнулась. Не то что мама не хочет это признавать — она до сих пор считает, что я несу ересь. Сейчас мне двадцать пять, и мы с мамой довольно откровенны друг с другом. Говорили об отчиме много раз, но она все это отрицает, впрочем, как и многое другое.
И вот в один прекрасный день, точнее ночь, я проснулась и услышала внизу звук работающего телевизора. Я спустилась и увидела маму. Я хотела подойти к ней, и в эту минуту открылась дверь. Пришел отчим. Я видела его улыбающееся лицо, во мгновение ока оно исказилось злобой. И снова все замерло. ВСЕ. Мама, телевизор, отчим. Все. Мое тело тоже. И знаете, что я увидела Как некая субстанция, напоминающая туман, окутывает отчима. И да, я все поняла в тот момент — что весь этот ужас, в котором мы живем, не от отчима, а от этой вот хрени. Я не знаю, как это назвать. Это «что-то» делало его злым. На тот момент мне было где-то восемь. Взрослый человек наложит в штаны — а ребенок А ребенок воспримет почти как должное. Особенно после ночных приключений с падающим комодом. Я не удивилась, во мне не было той апатии, что раньше. Я просто все поняла. Поняла, что надо бежать. Как только вот это вот ощущение потери времени, мира и пространства прошло, когда я смогла пошевелиться, то побежала к маме, схватила ее за руку и начала тянуть, кричать и вопить, как только может восьмилетний ребенок. И правильно сделала, потому что отчим с порога сразу накинулся на мать. Уже не орал, просто молча бил. В чем мы были, в том и побежали к нашей соседке. Она была мамой той самой Анельки, что когда-то ночевала со мной. Потом мы уехали к дяде моего отчима. Там прожили еще года четыре, иногда возвращались, но для меня это было каждый раз чем-то ужасным. Со временем я поняла, что то, что я вижу, не видит никто. Что нет ни для матери, ни для отчима этого ощущения «потери пространства». Что отчим просто так вот становится зверем. И мать моя до сих пор не помнит тех вещей, которые знаю и видела я. Для нее их просто не было. Как он ломал ей челюсть, как она с лестницы падала. Она помнит лишь скандалы, из-за которых они развелись.
В последнюю ночь в этом доме (мне было около тринадцати — уже тот возраст, где на детскую фантазию не спишешь) я вышла на улицу, потому что услышала мяуканье котенка. Я налила молока и пошла его накормить. И когда я стояла в двух метрах от дома, то увидела, что дом полностью в том белом тумане, что когда-то окутывал моего отчима. Я слышала ругань моих родителей в ту ночь, но не пошла в дом. Я не знаю, почему. Мне было просто страшно. Я простояла так до рассвета, пока туман не рассеялся. Мама вышла искать меня, а за ней отчим уже в привычной позе «извини-я-больше-так-не-буду». Мама забрала меня, и мы снова уехали к дяде, а потом и обратно в Россию.
Я, честно говоря, не знаю, о чем эта история — о домашнем насилии или об этом тумане непонятном. Знаю только, что мой отчим не такой плохой человек, как здесь описано. Сейчас на протяжении десяти лет он живет с другой женщиной. У нее двое своих детей и один от него. Я встречалась с ними просто для интереса. Разговаривала о поведении отчима. Никакого насилия в их семье не было никогда. Может, потому что они живут в другом доме

.