На опушке лесной

Жил лесник Теодор,
Под столетней сосной
Разводил он костер.
Он любил солнца лик
И небесный простор.
Вот такой был лесник
Теодор.
Он кормил из руки
И волков, и лисиц,
Понимал языки
Соловьев и синиц.
Средь дубов вековых
Пел ему птичий хор.
Вот такой был лесник
Теодор.
Но в безлунную ночь,
Что чернее, чем бес,
Раз цыганская дочь
Забрела в темный лес.
Легкий шелест травы
Нарушал тишину.
И летел крик совы
В вышину.
Но, увидев чертог
Сквозь полночную тьму,
Дочь цыган со всех ног
Устремилась к нему:
«Я искала огня,
Дорогой человек,
Так пусти же меня
На ночлег!»
Теодор средь лесов
Тридцать лет жил один —
Князь медведей и сов
И волков господин.
Не поднял он очей
На цыганскую дочь,
Лишь сказал тихо ей:
«Шла б ты прочь!»
Разорвал небо гром,
Озверела гроза.
Загорелись огнем
Той цыганки глаза.
И она в тот же миг
Посмотрела в упор:
«Будь ты проклят, лесник
Теодор!»
Не прошло и двух зим —
Захворал Теодор.
Как старик, стал седым,
И погас его взор,
Белый свет стал не люб…
А цветущей весной
Рвали вороны труп
Под сосной.
Нет скворцов и синиц:
Опустел шумный лес.
Нет волков и лисиц
И костров до небес.
Только ворона крик
Разрывает простор:
«Спи спокойно, лесник
Теодор!..»

.