Правда войны — рассказ участника первой чеченской кампании

Мы были вооружены по максиму­му: пистолеты, автоматы, пулеметы, ночные прицелы. Был даже большой пассивный «ночник» на треноге. Этот список дополняли маскхалаты и «горники». Кроме разгрузок, нам и желать было нечего.

Командир взвода старший лейте­нант К. был личностью неоднознач­ной. В прошлом боец ОМОНа, уво­ленный то ли за пьянку, то ли за мордобой. Снайпер Санек, мой земляк, тоже контрактник. Я — разведчик-гранатометчик. Остальные срочники.

По прибытии в Чечню нашему батальону была поставлена задача по охране и обороне аэропорта Север­ный. Часть батальона разместили по периметру аэропорта. Другая часть, в том числе штаб и мы, разведчики, расположилась недалеко от «взлетки». Наши «крутизна» и самоуверенность чувствовались во всем.

Все палатки в лагере были закопа­ны по самые верхушки, и только три наших торчали, как «три тополя на Плющихе». По первости мы обложи­ли их ящиками из-под НУРСов, кото­рые собирались наполнить землей. Но прохладными ночами наши ящики сгорали в топках буржуек. Мало того, в палатках мы устроили нары. Слава богу, что не нашлось желающих обстрелять нас из минометов.

Через некоторое время в батальо­не появились первые потери. Одна из БМП наехала на противотанковую мину. Механик-водитель был разо­рван, наводчик контужен. Десант с брони разметало в разные стороны. После этого участников подрыва можно было легко узнать по форме, окрапленной машинным маслом. Батальон подвергался редким обстрелам, хотя активность «духов» вокруг Северного наблюдалась. Видимо, этот фактор и наше желание работать по профилю подтолкнули командование организовать наблюдение в местах наибольшей активности боевиков.

БМПВ дневное время мы стали объез­жать блокпосты нашего батальона на одной или сразу на всех трех маши­нах. Узнавали подробности обстрелов, места работы «ночников» и т.д. В ходе этих разъездов мы старались охваты­вать по возможности большую территорию. Во-первых, брало верх любо­пытство, а, во-вторых, этим мы хоте­ли скрыть свой повышенный интерес к району аэропорта.

Один из таких выездов чуть не закончился трагедией. Мы выдвину­лись всем составом, на трех маши­нах. На первой «двойке» командир расположился на башне, плюс на броне расселось еще несколько разведчиков. Не успели отъехать и нескольких сот метров от «взлетки», как вдруг сзади что-то грохнуло. В ушах звон, в голове растерянность. Что случилось, блин Оказывается, по нам долбанула из пушки… следо­вавшая за нами «двойка». Командир истошно кричит: «Стой машина!» Не снимая шлемофона и не отсо­единяя гарнитуры, делает ориги­нальное сальто в воздухе и падает на землю. Пулей залетает на вторую БМП и начинает костерить операто­ра-наводчика.

Нам крупно повезло. Следующая за нами машина была на расстоянии всего 8-10 метров, шла точно по колее, и только то, что ее пушка была под­нята чуть выше нашей башни, спасло нас от гибели. Тридцатимиллиметро­вый снаряд прошел выше нас, а может быть, даже между командиром и наводчиком. Ехали-то они по-поход­ному, сидя на башне.

Самое интересное, что этот же опе­ратор на стоянке техники опять слу­чайно выстрелил. На этот раз из ПКТ.

В тот день командир дал нам команду готовиться к ночному выезду.

Выдвигаться должны были небольшой группой на одной машине. Выбрали БРМ. Не только из-за спецоборудова­ния, но и из желания скрыть подмену на посту охраны нашего батальона: днем с этого поста БМП-1 выехала в расположение батальона. Это был обычный выезд: в батальон ездили за продуктами, водой и почтой.

Как только начало темнеть, по­грузились в машину. Все бойцы, кроме меня и командира, спрятались в десантном отделении, и мы двину­лись через пролом в заборе аэропорта в сторону поста.

Подъезжаем к взлетной полосе и движемся вдоль нее, чтобы объехать. Нам говорили, что после взятия аэро­порта по «взлетке» гоняли не толь­ко БТРы, но и гусеничная техника. Нам же строго запретили выезжать на полосу. Если на стрельбу и пуски ракет смотрели сквозь пальцы, то этот запрет выполнялся строго. Итак, едем вдоль взлетной полосы, а навстречу нам начинает разгоняться Ил-76. Его хорошо видно, он весь в огнях.

Вдруг командир дает команду повернуть направо и пересечь «взлетку». Механик, не раздумывая, пово­рачивает машину и, как мне кажет­ся, недостаточно быстро пересекает бетонку. Самолет с ревом проносит­ся мимо. Представляю, какие слова отпускали в эти мгновения в наш адрес пилоты. Но, видимо, судьба у этого Ила была такая. Когда самолет отор­вался от земли и набрал несколько сот метров, в его сторону пошла длинная трассирующая очередь. Как нам всем показалось, из КПВТ или НСВТ. По крайне мере был слышен отдаленный звук крупнокалиберного пулемета. Кто стрелял, мы так и не узнали, но в том районе вроде бы стояло подразделение Внутренних войск. Версия стрельбы была одна — кто-то нажрался.
Иуды

Подъезжаем к посту охраны — кир­пичной будке с прямоугольной кры­шей. С фронта за маскировочной сет­кой скрывалась позиция из мешков с песком.

Пехота нашему приезду обрадо­валась. Сегодня у них выходной. В подготовленный капонир загоня­ем БРМ в надежде, что со стороны не заметят подмену БМП. На крыше будки устанавливаем пост с большим «ночником». После обмена информа­цией начинаем расходиться по мес­там. Командир с двумя разведчиками остался на посту. Меня с напарником он определил на НП, который нахо­дился в воронке на расстоянии 150-200 метров от поста. Чуть дальше трое наших пацанов устроили еще один НП.

Лежим час, другой. Тишина. Мой напарник не отрывается от оптики, ему интересно. Для него это первый ночной выход. Он медбрат и почти безвылазно находится в расположе­нии батальона. Шепотом перекиды­ваемся словами. Узнаю, что у него три курса медицинского института. Вско­ре, естественно, начинаем говорить о «гражданке», бабах, вкусной еде. Так проходит еще несколько часов.

Часам к двум ночи звездное небо заволакивают тучи. С фронта подул сильный ветер, поднимая в воздух крошки сухой пахотной земли. Они противно бьют по лицу, попадают в глаза. Начинаю жалеть, что не напро­сился в экипаж БРМ. С этими мыс­лями надеваю капюшон «горника» и отворачиваюсь. Аэропорт во тьме. Только одинокая лампочка качает­ся на ветру где-то в здании аэропор­та. Глазам даже зацепиться не за что. Смотрю на лампочку.

И тут меня словно током удари­ло. Сон как рукой сняло. Морзе!!! То, что я сначала принял за раскачива­ющуюся лампочку, пропадающую в определенной последовательности, было передачей сообщений. Каких От кого Кому Ведь, кроме нас, здесь наших больше нет.

Бужу медбрата и, не дав очухать­ся, спрашиваю: «Ты азбуку Морзе знаешь» «Нет, — отвечает, — а что» Показываю ему работу стукача. Что делать Связи с командиром нет, вылазить и раскрывать свое присутс­твие запрещено. Стрелять До аэро­порта примерно метров пятьсот. Но ведь здесь не ночная Москва 41-гогода, где без предупреждения откры­вали огонь по светящимся окнам. И там свои, пусть и не все.

Крупные капли дождя прибивают пыль, а враг все «стучит». Что делать Стартануть на 500 метров и хотя бы спугнуть его Или начать стрелять по ближайшему арыку и по своей БРМ, чтобы спровоцировать стрельбу из пушки и тем самым опять же спугнуть или уничтожить «принимающего». Если он, конечно, находится рядом. А если он далеко и с оптикой

В общем, за те 15-20 минут, что работал враг, я ничего не предпри­нял. Просто не имел возможности. У меня даже не было карандаша и листка бумаги, чтобы записать сигналы, хотя они наверняка были зашифрованы. Но главная причина моего бездействия была все-таки иной, а именно — пресе­чение на корню всякой инициативы в нашей армии.

Как только начало рассветать, мы, мокрые и грязные, двинулись на пост. Оттуда я определил, что сигнал шел примерно с четвертого этажа диспет­черской башни.

Доложил командиру взвода о ночном событии. Мою информацию дополнил оператор, сидевший в БРМ. Он наблюдал работу «ночников» и слышал передвижение людей. Коман­дир решил сразу сообщить о случив­шемся в штаб бригады. Нас принял сам комбриг. Выслушав доклад, он, к моему удивлению, рассказал, что это не первый случай передачи информа­ции из аэропорта. И что контрразвед­ка в курсе. Мне стало легче. В конце встречи комбриг по секрету поделил­ся информацией о том, что в гости­нице аэропорта проживает президент Завгаев с многочисленной охраной.

Впоследствии мы не раз дежурили на этом посту, но больше сигналов не наблюдали.

После этого случая я для себя сде­лал вывод: спутниковые телефоны, современные радиостанции — это, конечно, прогресс, но старые добрые приемы еще рано списывать в запас. Может быть, даже и почтовые голуби когда-нибудь пригодятся. Ведь все гениальное просто.

«Утилизация» по-русски

Через некоторое время нам сооб­щили, что наша бригада (вернее то, что от нее останется) возвращается на место постоянной дислокации. А здесь, в Чечне, на постоянной основе формируется отдельная мотострелко­вая бригада. Мы начали готовиться. И стали свидетелями так называемой «утилизации». Видимо, была команда лишние боеприпасы с собой не брать. Но куда их деть Место нашли идеальное. Все «лишнее» (а это были патроны от автоматов и крупнока­либерных пулеметов) стали топить в нашем полевом сортире. Потом сров­няли его с землей. При желании это место можно сейчас найти и предста­вить как очередной схрон бандитов. На медаль потянет.

Трагическое и комическое рядом

Переход в разведбат бригады был прост. Загрузили барахло и оружие в машины, проехали 300 метров и ока­зались на месте. Кроме командира и дембелей, все перешли в разведбат. Батальон, как и вся бригада, форми­ровался из отдельных частей. Боль­шинство в батальоне были контракт­никами. Начальный период формиро­вания мне запомнился трагическими, комическими и просто дурными слу­чаями.

Итак, по порядку. В один из дней в расположении нашего батальона про­изошел трагический случай. В райо­не аэропорта и днем и ночью звучали выстрелы. И вот сидим мы в палатке, занимаемся любимым делом: ищем и давим вшей. Вдруг где-то рядом прозвучал двойной выстрел. Значе­ния этому поначалу не придали. Но началась беготня, и мы выскочили из палатки. Поспешили к образовавшей­ся толпе. Тут я увидел тяжело ранен­ного офицера. Ему пытались помочь, кто-то побежал за машиной. Она тут же рванула к находившемуся от нас в трехстах метрах госпиталю.

Стали разбираться, кто стре­лял. Виновника нашли сразу. Это был молодой солдат. В палатке, возле которой произошла трагедия, он решил почистить автомат. Не отстегивая снаряженного магазина, передернул затвор и нажал на спус­ковой крючок. Автомат находился под углом градусов 50 (как учили) и никто бы не пострадал, если бы палатка была не вкопана. Но в тот момент рядом с палаткой прохо­дил офицер и две пули попали ему в грудь. Через 15 минут машина верну­лась с печальным известием: офицер умер. Больше всего меня поразило то, что погибший подполковник МВД прилетел в Чечню всего за два часа до трагедии…

Комический случай произошел 9 Мая. И тут же стало ясно, что от смешного до трагичного один шаг. В этот день на «взлетке» Северно­го должен был пройти парад в честь Дня Победы. Наша рота не прини­мала участия ни в параде, ни в усиле­нии охраны. Большая часть взвода, в том числе и я, находилась в палатке. Я даже задремал, как вдруг раздал­ся взрыв. Взорвалось что-то рядом, да так, что нашу хорошо натянутую палатку очень сильно тряхнуло. А в полотне брезента образовалась дыра.

Нас предупредили, что «духи» попытаются устроить провокацию. Хватаем оружие и кто в чем выскаки­ваем наружу. Напротив лагеря нахо­дился парк нашей техники. А рядом с палаткой стояла БМП-2, из башни которой высунулся наш наводчик (контрактник) по кличке Фээска. Глаза — по пять копеек. Наводчик он был не кадровый, и захотелось ему лучше изучить матчасть. Так как стрельба из ПТРК «Конкурс» — удо­вольствие дорогое, знания у него были чисто теоретические. Вот и решил онпотренироваться. БМП стояла кор­мой к палатке метрах в двадцати, и к нам залетела задняя крышка ПТУРа. А куда улетела сама ракета, тут же уехали узнавать. К счастью, от взры­ва никто не пострадал. Фээска же на неделю засадили в зиндан.

Через несколько дней мы узнали комическое продолжение этого слу­чая. Якобы дело было так. Едет коман­дующий группировкой принимать парад. С ним в машине сидит жена, которая приехала в Чечню проведать мужа. Он ее успокаивает, мол, обста­новка налаживается, здесь почти не стреляют. И тут вдруг раздается взрыв и где-то сверху проносится ракета. Может быть, это и байка, но в тот же день все стволы пушек были подняты на максимум, а ПТУРы сняты.

В армии постоянно приходится сталкиваться с глупыми, дурными приказами. Выполнять их — неразум­но. А не выполнять нельзя. За приме­рами далеко ходить не надо. Утренняя зарядка, как известно, неотъемлемая часть распорядка дня. Но всегда быва­ют исключения. Наш же комбат так не думал. Утром в одно и то же время личный состав батальона с голым торсом и без оружия устраивал забе­ги за охраняемой территорией брига­ды. Наши доводы об опасности такой зарядки (достаточно было бы двух пулеметчиков или несколько МОНок и ОЗМок, чтобы батальон перестал существовать) долго не находили понимания у командования. Фактов, подобных этому, — сотни. Но сколько усилий надо порой приложить, чтобы побороть глупость!
В краю непуганых «духов»

Команда на сбор поступила как всегда неожиданно. Состав: две неполные роты и французский жур­налист Эрик Бове. Так представил его начальник штаба. Внешне типичный француз, по-русски — ноль, по-анг­лийски изъясняется неплохо. Колонна двинулась в горы. По пути к нам доба­вилось пять человек, терские казаки. Причем их откомандировали к нам официально. Трое были вооружены АКМами, один — РПК, а пятый был и вовсе без оружия. Всех их мы конечно же щедро снабдили патронами и гра­натами, безоружному дали два РПГ-26. Познакомившись с ними поближе, узнали, что они из одной станицы, а безоружный казак в чем-то провинил­ся и в бою должен был искупить свою вину. Кстати, оружие ему предстояло добыть в сражении.

Доехав до предгорий, колонна остановилась в бывшем пионерском лагере. А наутро по «козлячьим» тро­пам мы на технике двинулись наверх. Без брони в этом краю непуганых «духов» биться с ними было край­не опасно. В горах ЧечниНаши отцы-командиры выбрали тактику «море огня». Голов­ная «двойка» из пушки пробивала дорогу. Вот где щепки летели! Осталь­ные машины держали стволы «елоч­кой», периодически простреливая фланги из ПКТ. Как только заканчи­вались снаряды у головной машины, ее место занимала следующая. Вскоре дошли до нужного района и сразу же заняли круговую оборону. До позиций «духов» всего ничего, и, посоветовав­шись, начальник штаба дает команду на продвижение: пока враг не опом­нился и не начало темнеть, нужно спешить. В пешем порядке подходим к возвышенности. Решаем провести разведку боем. Прячась за деревьями, перебежками двигаемся к вершине. Тишина. Уже видны амбразуры, а шквального пулеметного огня все нет. Может, они подпускают нас поближе С правого фланга несколько пацанов рывком заскакивают на вершину. И сразу же начинают кричать, что здесь все чисто. Оборонительная позиция боевиков оказалась пуста. Два костра еще догорали…
Осмотрев позицию, я поразился тому, как грамотно она была оборудо­вана. Сразу чувствовалась работа или руководство профессионалов.

С трудом загоняем машины на вершину и занимаем удобные пози­ции. Дали команду каждому развед­чику сдать одну Ф-1 для минирова­ния подходов к теперь уже нашему опорному пункту. Гранат набралось небольшая куча, а вот с проволочны­ми растяжками возникла проблема.

Их оказалось всего несколько штук, Выход нашли по-армейски прос­то. Решили пальнуть ПТУРом. Уже наученный опытом, отхожу подальше. Но тут сработал закон подлости — слу­чилась осечка. Наводчик быстро снял не выстреливший ПТУР и столкнул его по склону вниз. Хорошо, что стре­ляли не по «Абрамсу» или «Брэдли» в реальном бою,

Вторая попытка. Ракета улетела в лесной массив. «Золотой» проволоки хватило на всех.

Начинает темнеть. То, что «духи» оставили позиции без боя, для нас большая удача. На подступах к ним мы могли потерять треть нашего отряда. Это подтвердилось на следующий