Искусство вовремя подвыпить: универсальное объяснение прелести пьянства

Мы знаем, что пить вредно для печенки, а пьяные откровения по зрелом размышлении оказываются выдрюченными из ногтя банальностями и продолжаем регулярные возлияния. Почему Краткое пособие по алкофилософии предлагает Валентина Петрова: питие есть наука, искусство и бунт.
Вот, допустим, ты живешь обычную человеческую жизнь: рождение, родители, школа, потом ничего не понял, а дальше только смерть. Лежишь на диване, рыскаешь по телеграм-каналам, алчешь какой-нибудь подработки и золота. Но вдруг обнаруживаешь, что стоишь на стойке бара с микрофоном, который украл в соседнем караоке, пока там дрались за последний бургер. Микрофон не работает, но тебе плевать. И ты что-то кричишь, зал тоже кричит. Ты вышел в новое измерение; всё, что требовало твоей души, осталось за его пределами. Ты пьян и не жалеешь об этом.
Не буду вспоминать, сколько лет мне было, когда я впервые напилась, но это точно было на Новый год. Напилась, разумеется, неумеючи.
Это вроде первой любви: забываешь, что и с кем пил, зато навсегда запомнишь туалет, где тебя впервые стошнило. Кто-то украсил голубой кафель наклейками. Блюю, а на меня мрачно смотрит Джон Коннор, Трансформер, черные ромбики с апельсинов из Марокко и Элен со всеми своими ребятами.
Утром следующего дня ко мне пришло первое в жизни посталкогольное безразличие: к двойке по физкультуре, к стрёмным кроссовкам, которые теперь вошли в моду; к ответам у доски, школьной столовой, ко всей дряни, что я ненавидела. Я плюнула на книги, ледяные горки, младшую сестру, подарки и другую жалкую ерунду, которая вчера заполняла мое сердце без остатка. Помню еще смутное понимание, что нашла бесценный клад и не выпущу его из рук.
Скоро я узнаю, что все-таки я не сверхчеловек подростков всегда это страшно обламывает, а потом буду брать власть над жизнью в свои руки. Власть будет сопротивляться. Впервые напьюсь не нечаянно, а сознательно, с тоски. Впервые одна. Впервые по любви.
Бухло по науке
Физиология пьянства довольно проста: в печени этиловый спирт становится уксусным альдегидом, затем уксусной кислотой и распадается.
Но если бы только в этом заключалось всё волшебство, кто бы вообще стал бухать Прелесть алкоголя в его способности укрощать ум.
Раньше психология считала основной причиной пьянства так называемую теорию снижения напряжения: будто алкоголь непосредственно воздействует на центральную нервную систему и смягчает внутренний конфликт. Раз-раз и этиловый спирт превращается в печени во внутреннюю свободу!
Потом появились другие теории; сами по себе они ничего не объясняют, но ими можно бравировать в баре.
Во-первых, пьяным быть действительно лучше. Бухло подавляет когнитивную деятельность, а значит, ослабляет нашу способность абстрагироваться и заставляет воспринимать мир непосредственно. Это так называемая алкогольная близорукость, поэтому говори не «алкаш», а «философ-эмпирик».
Во-вторых, алкоголь облегчает стресс, если бухать с кем-нибудь или где-нибудь. Это так называемая модель отвлечения внимания. Бутылка плюс активность, которую ты будешь, собственно, воспринимать эмпирически, делают тебе легче. При пьянстве без развлечений можно и зациклиться на своих страданиях (что многое объясняет).
Люди, которые в экспериментах бухают в одиночку, сообщают, что алкоголь вызывает скорее отрицательный эффект, хотя физиологически должен бы стимулировать дофамин. Даже лаосские хмонги осуждают тех, кто пьет один.
В-третьих, с людьми становится как-то проще. Это теория социальной атрибуции: люди любят пить, потому что пьянство освобождает их от мыслей о социальном отторжении, а взамен предлагает одни социальные вознаграждения. Когда ты пьян, все кругом выглядят счастливее, а женщины доступнее.
Отсюда мы, отважные исследователи пьянства, выводим теоретические правила, которые подтверждаются нашей практикой:
— Бухай в интересных местах, а не с видом на свой ноут.
— Бухай с компанией, не бухай один.
— Не отказывай себе ни в чем: пой в караоке, прыгай на людей и обнимай их, звони бывшим, пока еще можешь говорить.
Если всё сделать правильно, после третьего стакана ты прислушаешься к себе и узнаешь, что прислушиваться больше не к чему. Внутренний монолог утих. «Нормальная жизнь» потеряла вкус и цвет, вообще исчезла. Ты сорвался с цепи, чтобы пуститься в большое путешествие.
Искусство подвыпить
Пить это великолепный процесс: странной формы бутылки, удивительные вкусы от сладкой горечи вишневого пива до свежести джина, горло, которое смыкается для глотка, а потом пересохший рот.
Пьянка обладает потрясающе высоким коэффициентом полезного действия, поэтому подходит тем, кто не любит облажаться: если пьешь и пьешь то напиваешься.
Не каждый осмелится напиваться от заката до рассвета, если не готов принять себя полностью. Утром после пьянки тебя настигает шеймовер посталкогольный стыд.
Похмелье чувств. Каждая клеточка твоего тела ощущает, что ты вчера говорил лишнего, делал лишнее и вообще вел себя как говно.
Шеймовер отлично сопрягается с пламенеющей природой алкоголя ты и вправду не уверен, что ничего спьяну не натворил. Это если у тебя бывают блэкауты.
После определенной дозы алкоголь врывается в бедную бедовую голову буквально: проникает в самый мозг. Там он блокирует пирамидальные клетки гиппокампа, который запоминает факты и события, нарушает способность нейронов чувствовать друг друга и портит всё долговременное потенцирование, которое позволило бы сохранить вчерашние воспоминания.
Возможно, ты вел машину. Иногда чужую. Или выиграл в «американку», пользуясь своими кратковременной и мышечной памятями. Назавтра и не вспомнишь.
Блэкаут дарован не каждому. Даже хронический алкоголик необязательно его испытывает; ученые пока не выяснили, почему кто-то к нему склонен, кто-то нет. Он может быть полным провалом памяти, когда наутро вообще не знаешь, где таскался, или же фрагментарным.
Этот последний мой любимый. Память сохраняет только драные картинки, как если смотреть сквозь сильный ветер: вот я отхлебываю из стакана, а на следующем кадре проповедую барменам и ем бургер вместе с салфеткой. Посередине туман.
Алкоголь как сопротивление
Сущее равномерно давит на нас своим огромным весом: будильник тикает, потом звонит; люди в толпе движутся к эскалатору и раскачиваются, хотят уснуть на ходу; начальник шлет письма «RE: СРОЧНО!»; мама сардонически говорит «да, я тебя не понимаю, я плохая мать» и по-лошадиному косится на тебя одним глазом если согласишься, она устроит тебе ад. Соседи поют о белом лебеде на пруду. Кончилась зубная паста, анальгин, чистые носки и терпение: изводишь сотни салфеток, чтобы рыдать и вытирать пальцы от чипсов, а тут еще зубная паста от тебя чего-то требует!
Конечно, жизнь необязательно завязывает человека в узел, она просто нормальная. Психотерапевт сказал бы тебе: «Отлично справляешься!» будь у тебя деньги на психотерапевта. Есть друзья спасибо им за мужество, с которым они тебя выносят. Есть планы на будущее и какая-нибудь мечта.
Но иногда я напиваюсь, чтобы вспомнить, что ничто не имеет власти надо мной, включая «нормальную жизнь». Я считаю это не дурной привычкой, а духовной практикой. Называйте ее медитацией о стакане.
Самое главное время в жизни мастера подвыпить после блэкаута, но до шеймовера, когда начинает действовать обезболивающее. Это блаженный час ничего-не-переживания, которому завидует независтливый Лао-цзы.
Вчерашняя пьянка отбрасывает в разреженное пространство, где ты не принадлежишь ни своему призванию, ни любви, ни страху, ни надеждам, ни родителям только себе. В этом измерении, где ты лежишь в кровати как в невесомости, существует только чистый покой. Будьте уверены: когда Екклесиаст впервые произнес свое «всё суета сует», он лежал, милостью господней, с невероятным похмельем. И не мог улыбнуться так его мудрый рот пересох.
Есть, конечно, в этой тайне великая опасность: если раз увидел сердцем суть вещей, захочешь смотреть снова и снова. То есть напиваться. Мы будем бухать, пока ядерный пепел не занесет последний виноградник.

.