Была ли опричнина «репетицией» Страшного суда Психологическое путешествие по религиозному сознанию Ивана Грозного

Ч.-1 Чем была опричнина, внезапно свалившаяся на Русь в эпоху Ивана IV Даже сейчас, спустя почти пять веков, она остается противоречивым и непонятным явлением. Ученые трактуют ее как акт внутренней борьбы, обострение психоза и хитрый план по утверждению единодержавия. Однако историк Андрей Львович Юрганов высказал необычное предположение, сравнив опричный террор с репетицией Страшного суда. В мучительных казнях ученый увидел воссоздание адских мук, в опричниках — карающих ангелов, а в самом царе — вершителя судеб, готовящего свою державу к скорому апокалипсису. И пусть эта теория остается маргинальной, образ Судного дня и его ожидания всё же придает правлению Ивана Грозного красок — ведь сколь бы высоко ни возносился человек, конец что у него, что у мира будет один. О символизме, эсхатологии и апокалиптических сюжетах опричнины в одной из самых необычных ее трактовок рассказывает историк Илья Агафонов.
Изначально слово «опричнина» не несло в себе знакомого нам негативного оттенка, связанного с опалами, казнями и разделением единого царства на две неравные части. Когда-то давно так называлась часть, выделяемая вдове умершего князя или боярина после раздела его владений. По устоявшейся традиции все земли почившего переходили к его наследникам по мужской линии, «опричь» (кроме) того, что попадало в руки вдовы. То же самое произошло и в правление Ивана IV, только он себе этот особый кусок выделил сам. Первоначальное значение сохранялось и в XVI веке. В посланиях опального князя Андрея Михайловича Курбского можно найти понятие «кромешники», которым тот обозначал тех самых опричников — людей, причастных к аду — царству «кромешной тьмы».
Опыт изучения столь необычного периода в истории России, охватившего 1565–1572 годы, у отечественной науки весьма богат. На данный момент все споры вокруг опричнины можно условно разделить на две категории: экономическую и политическую. Сторонники первой считают, что преобразования Ивана IV были направлены против удельной системы; последователи второй — что против тех, кому эти уделы принадлежали, — тех самых князей и бояр. Сейчас обе позиции больше не существуют в вакууме. Историки стараются учитывать различные культурные детали эпохи и личностные аспекты жизни Ивана IV. Да и отрицать различные ментальные проблемы царя или специфику религиозного сознания средневекового человека современные ученые не пытаются.
Как начиналась опричнина
События конца 1550-х — начала 1560-х годов были тревожным предзнаменованием будущего опричного порядка. Итоги проводимых Иваном IV реформ оказались противоречивыми. Царь увидел угрозу ограничения своей власти в реформах Избранной рады, из-за чего и возникла необходимость укрепления государственного аппарата.
Распространено мнение, что перемены в поведении государя были вызваны смертью первой его супруги — царицы Анастасии Романовны Захарьиной-Юрьевой — в 1560 году.
В записках иностранцев о России отмечалось, что та «была такой мудрой, добродетельной, благочестивой и влиятельной, что ее почитали, любили и боялись все подчиненные. Великий князь был молод и вспыльчив, но она управляла им с удивительной кротостью и умом».
Расширение борьбы Ивана Грозного с правящей элитой, столкновения с близкими родственниками из рода Глинских, начало серии опал и участившиеся боярские и княжеские отъезды в Литву указывали на то, что царь оставил путь компромисса. Теперь он хотел действовать решительнее.
Немалую роль сыграл и политический кризис, испортивший отношения царя с его двоюродным братом — старицким князем Владимиром Андреевичем. Когда в 1553 году Иван Васильевич тяжело заболел, среди бояр начались брожения. По указанию хворого царя они должны были «целовать крест» — клясться в верности — его сыну Дмитрию, на тот момент еще младенцу. Однако не все хотели повторения истории с малолетним царем. Многие уважаемые князья отказывались кланяться Дмитрию, опасаясь возвышения его родни по линии матери — бояр Захарьиных-Юрьевых. Многие рассматривали в качестве наследника престола двоюродного брата царя. Тем более что Владимир Андреевич не был похож на слабоумного, в отличие от персонажа из фильма Сергея Эйзенштейна.
Конфликт удалось решить миром. И даже сам «претендент» целовал крест царевичу Дмитрию. Однако осадок у Ивана остался. Тем более что часть Избранной рады также поддержала царского кузена. Сам по себе Владимир Андреевич не представлял для царя угрозы. Однако отношение знати к вопросу престолонаследия было для государя важно. Терять собранную за несколько поколений единую власть, а потом собирать всё заново никому не улыбалось.
На фоне внутренних неурядиц Ивана всё больше и больше охватывала неуверенность в завтрашнем дне. А тут еще и война с Ливонией началась. Спасаясь от царева гнева, в Великое княжество Литовское отъехал один из ближайших соратников Ивана — князь Андрей Курбский. Бежал он от реальной угрозы или надуманной, до сих пор неясно.
В дошедшей до наших дней переписке государя с «изменником» видно, что оба спорщика считают себя правыми. Курбский взывает к традициям и гуманистическим образам идеального правителя, Иван — к самодержавной модели «грозного царя».
После обмена посланиями стороны остались при своем. Один стал предателем, второй — тираном. А в России тем временем лучше не становилось.
К середине 1564 года уже было понятно, что начавшаяся волна опал и казней старомосковского боярства — не просто так. Царь ищет изменников и предателей среди бояр. А те же самые бояре становятся изменниками и предателями, желая спастись от царских казней. Не становились лучше и отношения Ивана с митрополитом Московским. Всё же глава Русской церкви часто отмаливал опальных аристократов и выступал как щит против государева гнева. Замкнутый круг Иван решил разрушить умиротворяющей поездкой на природу, с которой всё и пошло под откос.
Зимой 1564/1565 года царь отправился по стандартному для московских государей маршруту на богомолье. Из Москвы он выехал в Троице-Сергиев монастырь, а оттуда направился в Александровскую слободу (сейчас город Александров во Владимирской области), где внезапно заявил, что более не желает править. Царский гонец Константин Поливанов привез в Москву от царя грамоты, в которых он сообщал, что отказывается от царства и отправляется «вселитися, идеже его, государя, Бог наставит».
Задумка была хороша, ведь в Москве начались народные волнения. Посадский люд требовал от бояр и церковников вернуть царя обратно. Ведь именно их Иван обвинил в своем уходе с престола. Претензии были просты. Царь пенял боярам за их разброд и шатание в период своего малолетства, когда казна волшебным образом исчезала, а государственные решения принимались без самого государя. Бояре же за это время:
— «собрав себе великие богатства»;
— «во всём православном христианстве не хотя радети и от недругов его от Крымского и от Литовского и от Немец не хотя крестьянства обороняти»;
— «сами от служба удалятися и за православных крестиян стояти не похотели».
Центральным же пунктом обвинений в адрес боярства были ограничения, чинимые правящей верхушкой царю в деле наказания изменников. Своим отъездом Иван, по сути, наложил опалу вообще на всё государство, чего допускать не надо. Кроме того, в Александровскую слободу съехалась изрядная часть дворянского войска, что как бы намекало на бесперспективность сопротивления. Так и началась опричнина.
В январе 1565 года в Александровскую слободу доехала делегация боярства и духовенства и умоляла Ивана Васильевича принять престол российский обратно. Тот, в свою очередь, выделил себе особый удел — «опричнину». В нем он действовал так, как считал нужным, мог отнимать и даровать всё, вплоть до жизни, не совещался с митрополитом и не согласовывал свои дела с земской Боярской думой. Вторая часть страны — «земщина» — осталась функционировать по старым порядкам. Делать всю страну похожей на самодержавную утопию Иван не решился.
Первые годы опричнины шли ни шатко ни валко. Опалы могли свершаться и откладываться, четкого понимания, кто провинился, а кто нет, у царя не было. Были намеки, были доносы. Но никаких масштабных кампаний по вырезанию бояр царь не проводил.
Первым знаковым событием опричнины может считаться казнь князя Александра Горбатого-Шуйского — героя взятия Казани 1552 года.
Его обвинили в убийстве Анастасии Захарьиной и «возжелании» царского престола. Князь был казнен вместе с сыном Петром, а заодно опричники порубили всех слуг и дворовых. Позже имя князя Александра было внесено Иваном в «Синодик опальных людей».
Обстоятельства некоторых казней сообщаются князем Курбским. Другие нашли отражение в записках иностранцев о России, проезжавших по стране в правление Ивана IV или служивших ему в период Ливонской войны. Ряд известий отложился в летописных произведениях Новгорода и Пскова. Кроме того, сами «Синодики опальных» служат подтверждением тех или иных смертей. Но всё равно при обращении к отдельным сюжетам казней нужно быть осторожнее.
Вскоре после зимних увеселений 1565 года царь устроил так называемую Казанскую ссылку, выслав на периферию множество потомков ярославских, ростовских и стародубских Рюриковичей.
Они были не только лишены родовых владений, но и отстранены от управления государством. Чины и должности у них звучали громко — наместник такой-то или воевода эдакий. Однако вся власть и все рычаги находились в Москве. А потому пребывание в Казани или на иных удаленных окраинах было не чем иным, как опалой. В 1566 году своего удела лишился и двоюродный брат царя — Владимир Старицкий. Вместо этого царь выдал ему земли в разных частях страны, раздробив тем самым удел и лишив всех возможностей собрать себе боеспособное войско.
Однако вскоре царь сменил гнев на милость. Вернул из Казани часть опальных князей, вернул им часть былых владений и даже созвал Земский собор. Не совсем полноценный, конечно, но с представительством из земщины, купечества и детей боярских. В том же 1566 году митрополичью кафедру занимает игумен Соловецкого монастыря Филипп, известный своей антиопричной позицией. Казалось, что всё движется к завершению, однако этот вывод был неверен.
В 1567 году опричный удел Ивана Грозного расширился, включив в себя новые земли. Сам царь активно занимался обустройством новоприсоединенных территорий. В столице закончили строительство Опричного двора, а в далекой Вологде возводилась еще одна царская резиденция. Считается, будто бы Иван опасался за свою безопасность и Вологда виделась ему более надежным убежищем. В том же году свершилась и первая массовая казнь. До царя дошел слух о заговоре, что составил против него один из земских бояр — Иван Петрович Федоров-Челяднин. Был заговор или нет, уже не так важно, хотя свидетельств, на то указывающих, не очень много.
По сообщениям итальянского путешественника Александра Гваньини, царь приказал надеть Ивану Петровичу царские одежды, посадил того на трон, поклонился, а после просто ударил мужика ножом в сердце. Остальные опричники набросились и искололи тело заговорщика. Такая вот кара за притязания на царский престол. Позже этот эпизод нашел частичное отражение в художественном фильме Сергея Эйзенштейна, где Иван IV усаживает на престол своего кузена, вручая тому скипетр, бармы и державу.
Карательные операции, возглавляемые опричниками, затронули немало княжеских и боярских родов. Причем дело не ограничивалось казнями. Уничтожалось также имущество опальных, убивали их слуг, бросали в тюрьмы жен и детей. На фоне этого набирал обороты конфликт царя и митрополита Филиппа, призывавшего Ивана проявить милосердие. От частных бесед с монархом тот вскоре перешел к публичному осуждению царя, что навлекло государев гнев на главу Русской церкви.
Митрополит был лишен сана, и в 1568 году его приговорили к смертной казни, замененной заточением в монастыре. Через год Филипп умер в заключении, однако присутствие Малюты Скуратова в районе обители в момент смерти бывшего митрополита наводит на определенные мысли.
Пожалуй, самым печально известным событием второго этапа опричнины был Новгородский погром 1570 года. В этот раз под подозрением в измене оказался не отдельный человек или группа лиц, а целый город, якобы стремившийся уйти под власть польского короля. Из доноса, который Иван получил на новгородцев, следовало также, что они стремились низвести царя с престола, а вместо него на трон посадить старицкого князя Владимира. Эта веха стала заключительной в отношениях между двоюродными братьями. В сентябре 1569 года Иван IV расправился с Владимиром и его семьей. Однако здесь царь проявил изобретательность, использовав яд вместо топора.
В конце 1569 года царь организовал поход против новгородцев. Опричники творили бесчинства по дороге к городу, в самом Новгороде карательная экспедиция продолжалась больше месяца. Количество жертв историки оценивают по-разному, хотя самая адекватная оценка погибших — около 3–4 тысяч человек. Опричники разграбили главные святыни новгородской земли, в частности собор Святой Софии. Далее царь и верные ему войска отправились в пограничный Псков, который вместе с Новгородом подозревался в измене, но тому удалось «схорониться» от царева гнева.
По возвращении в Москву Иван продолжил расследование по делу о новгородской измене.
Во время разысканий против изменников потеряли доверие царя и подверглись опале наиболее близкие к нему деятели первого периода опричнины — Алексей Басманов, князь Афанасий Вяземский, а также многолетний советник царя по вопросам внешней политики Иван Висковатый. Это означало кризис опричнины и ее кадров. Ведь если раньше царь вместе с верными ему опричниками боролся с внешними угрозами, то теперь измена, по видению Ивана, проникла в ряды самих опричников.
Вместе с тем Русское государство продолжало участвовать в военных конфликтах — оно всё больше втягивалось в затяжную Ливонскую войну. Однако активные действия на западе и карательные экспедиции внутри страны ослабляли позиции государства на южных рубежах, что и стало одним из главных факторов изменения политического курса и отмены опричнины. Отчасти этому способствовал дошедший до Москвы в 1571 году крымский хан Девлет-Гирей, напомнивший, что основная масса войск обеспечивалась и поднималась именно боярами. Кроме того, пожар в столице обычно благотворно влияет на рисковых государей.
Сама по себе опричнина сейчас представляется историкам сложным комплексом социально-политических и духовных устремлений Ивана IV. Царь рассматривал свою власть как единственно доступную и возможную, в то время как традиционные ограничения в виде Боярской думы и иных «старых» порядков казались ему неактуальными. Мероприятия Ивана IV по изничтожению и запугиванию отдельных боярских семейств, перетасовка кадров и построение четкой иерархии власти позволили ему утвердить не только идеологические, но и управленческие основы собственной власти, статус которой в начале его правления оставался под вопросом. Эксперимент оказался неудачным. И Иван дошел до этой мысли самостоятельно, упразднив деление страны и отказавшись продолжать повальные опалы.
И пусть свидетельства о том, как выглядела опричнина, дошли до нас преимущественно благодаря иностранцам и не очень объективному Андрею Курбскому, ставить под сомнения их донесения историки не решаются. Уж слишком единогласно они расписывают особенности этого периода, уж очень много пересечений в источниках, казалось бы, никак не связанных друг с другом.

.