ОДИН ИЗ КРУПНЕЙШИХ ВОЕННЫХ ТРИУМФОВ ВЕЛИКОГО КНЯЖЕСТВА ЛИТОВСКОГО

8 сентября 1514 года состоялась битва под Оршей — одно из главных сражений русско-литовской войны 1512-1522 годов, к ходе которой польско-литовская армия под командованием великого гетмана князя Константина Острожского нанесла сокрушительное поражение русским полкам князя Михаила Булгакова-Голицы и боярина Ивана Челяднина.
Таким образом литовцы взяли своеобразный «полевой» реванш за события войны 1500-1503 года, когда литовское войско под руководством того же Острожского было полностью разгромлено русскими ратниками на реке Ведроше. Сам гетман, в том бою попавший в плен со всей своей вельможной свитой, смог отомстить своим вчерашним победителям, у которых провел несколько лет в плену и более того — успел там принести присягу Василию Третьему.
Ныне же в части научной, а уж тем более в огромном массиве антинаучной публицистики трёх бывших республик Союза — Украины, Беларуси и Литвы, данное сражение находится под громким молотом националистической пропаганды, пытающейся выковать его в подобие некоего Сталинграда, в котором литовской ратью были полностью сокрушены бесчисленные (аж до 80 000 человек, если верить «на слово» посланию короля польского и Великого князя Литовского Сигизмунда I-го венецианской сеньории от 12 сентября 1514 года, то есть через четыре дня после сражения) московитские орды, от нашествия которых чуть ли не была спасена Европа или, как, минимум, всё Великое княжество Литовское. Годовщина битвы ныне ежегодно отмечается в Литве, Белоруссии, Польше и на Украине. Так, в 2014 году честь 500-летия битвы, в Литве и на Украине были выпущены памятные монеты номиналом 50 литов и 5 гривен соответственно.
При этом за кадром остаются следующие факты:
1) Несмотря на то, что Оршанское сражение явилось блестящей (и с этим не поспоришь) тактической победой польско-литовского войска, стратегически битва не принесла Сигизмунду практически ничего.
Основную цель кампании — Смоленск, взятый русскими войсками месяцем ранее, вернуть не удалось. Острожский, правда, получив от смоленского епископа Варсонофия известие о намерении ряда горожан сдать город, подошёл к нему с 6-тысячным корпусом, однако русские воеводы, оставленные для обороны Смоленска, вовремя раскрыли заговор и повесили заговорщиков на городских стенах как раз ко времени подхода литовцев. Как писал историк Соловьёв, «Острожский посылал к смольнянам грамоты с увещаниями передаться Сигизмунду, тщетно делал приступы к городу: доброжелателей королевских не существовало более, и остальные граждане бились крепко; Острожский должен был отступить от Смоленска, русские ратные люди и горожане преследовали его и взяли много возов. Великий князь одобрил поведение Шуйского, прибавил ему войска и выступил из Дорогобужа в Москву». Вкратце итог битвы резюмировал современник событий австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн: «эта победа не дала королю ничего, кроме возвращения трёх крепостей по сю сторону Смоленска».
2) Спустя три года 14-тысячное войско оршанского триумфатора Константина Острожского не сможет взять небольшую крепость Опочка (ныне Псковская область), защищаемую гарнизоном всего лишь в 150 воинов (чем не Фермопилы), а после подхода к крепости отрядов князей Фёдора Оболенского-Телепнева и Ивана Ляцкого, поляки и литовцы будут разбиты и, потеряв почти треть войска только убитыми, обращены в бегство: «россияне загладили стыд Оршинской битвы, возложив на Константина знамение беглеца» (Н.М. Карамзин). Разгром под Опочкой, кстати, не помешает пропаганде Ягеллонов распространить по всей Европе победные реляции, заявляя об уничтожении «20 тысяч московитов».
3) Сама война 1512-1522 годов, в рамках которой и произошло Оршанское сражение, закончилась тяжелым поражением Литвы и присоединением к Русскому государству Смоленских земель.
4) Две трети армии победителей Оршанской битвы составляли отнюдь не воители Великого княжества Литовского, а поляки и наемники из числа венгров, чехов и т.п., которые в боевых порядках Острожского заняли левое крыло и центр. Собственно воины ВКЛ занимали только правое крыло. Таким образом, нет никаких оснований считать, как это делают некоторые современные белорусские публицисты, что бОльшую часть войска короля составляли белорусские воины, которые и сыграли главную роль в битве (это даже без поднимания вопроса на тему того, что никаких «белорусских воинов» в 16 веке и быть не могло — за обе стороны сражались русские люди, служившие двум государствам — собственно Русскому и Литовскому.)
5) Удар, решивший исход сражения, нанесли польские латники, разбившие полки Ивана Андреевича Челяднина (умер в плену).
6) Разумеется, никаких 80 000 московитов на Орше не было даже приблизительно, т.к. весь мобилизационный потенциал поместной конницы Руси (а это была основа русской армии того периода) был в 4 раза меньше. Анализ же разрядных записей, который дает возможность проследить моменты комплектования и направления в районы военных группировок, а также смены командиров соединений; документов Литовской Метрики, главным образом, реестров пленных 1514, 1519/1520, 1525, 1538 гг., а также родословцев и родословных книг, которые помогают выделить служилые корпорации, участвующие в битве, и дополнить данные разрядных книг о командном составе, позволяют установить верхний предел численности русских полков в битве не выше 11-14 тысяч человек. Это, подчеркнем, максимально возможная численность армии Булгакова-Голицы и Челяднина.
7) Численность польско-литовского войска в 30 000 человек, разумеется, также сильно завышена, особенно с учетом того, что литовская шляхта очень неохотно шла на войну с восточным соседом (так первоначально шляхетское ополчение должно было собраться «к Иванову дню», т.е. к 24 июня, а фактически кое-как сформировалось к концу августа, когда Смоленск уже был взят Василием III). Сохранившиеся документы позволяют оценить примерную численность польско-литовского войска в 17 000 человек из которых: ок. 7000 — наемники, 2000 — польские добровольцы Яна Тарновского, 500 — надворная хоругвь Войцеха Самполинского, 8 000 — литовское «посполитое рушение».
Приведённые цифры, кстати, подтверждают ещё два источника, ранее редко привлекавшими внимание историков. Незадолго до битвы командором Мемеля было написано письмо для великого магистра о положении на русско-литовском фронте со сведениями, полученными им от литовского информатора («Я не пишу о том, о чем не смог узнать, а о достоверных сведениях сообщаю»): «И король, как сказывают, привел 12 тысяч чужеземного народа (fremdes Vols), позднее прибыли еще 5 тыс., среди которых было много наций: литовцы, русские, татары (Thatern), жемойты (Samaiten) и другие народы». Обратим внимание на дату письма — 3 сентября 1514 года. Значит, полученные известия относятся к концу августа (новости дошли до адресата за несколько сотен вёрст), т.е. ко времени окончания сборов польско-литовского войска. Под «чужеземными народами», очевидно, подразумевались польские добровольцы и наёмное войско. Наконец, по словам Станислава Сарницкого, Сигизмунд Казимирович собрал в поход «2000 поляков добрых збройных, Литвы 12 000, пехоты 3000», т. е. всего также 17 000 воинов.
Таким образом польско-литовское войско обладало довольно значительным количественным превосходством над московитами, что не удивительно с учетом того, что по размерам территорий ВКЛ мало уступало Руси, а вот плотностью населения превосходило последнюю. Русские источники, кстати, также говорят о том, что численно войско Острожского превышало рать Булгакова и Челяднина, но конкретные цифры не дают.
Иными словами, как это зачастую и происходит с националистическими мифами — реальная картина, воссоздаваемая на основе сохранившихся источников, становится иной.
По материалам исследований к.и.н Алексея Лобина и Алексея Чикана.

.