ИМЕНЕМ ПРОСВЕЩЕНИЯ. Часть 1

Глубокой ночью 3 сентября 1758 года на дороге Табернуш, ведущей в палаточный город Ажуда, Жозе I, король Португалии, возвращавшийся в карете без отличительных знаков в лоно семьи после пылкого свидания с фавориткой, был атакован несколькими всадниками, открывшими по экипажу огонь из мушкетов. По счастью, Фортуна оказалась на месте. Шесть пуль пробили обшивку кареты, изрешетили обивку, кучер получили тяжелое ранение, но все-таки смог удержать коней, пустить их вскачь и оторваться от засады, занявшейся упавшим с запяток лакеем, вскоре добравшись до дома придворного медика. При осмотре выяснилось, что его величество хоть и ранен, но не серьезно, и после перевязки Жозе вернулся в свой шатер. На следующее утро по городу поползли слухи о покушении, однако никто толком ничего не знал, так как король не выходил из своей комнаты. Лишь в полдень было объявлено, что обожаемый монарх упал с коня, плохо себя чувствует и нуждается в курсе лечения, так что его обязанности какое-то время будет исполнять вдовствующая королева.
А тем временем расследование дела о покушении взял под личный контроль премьер-министр дон Себастьян Жозе ди Карвалью Мелу
Человек это был неординарный. Можно сказать, блестящий. Выходец из самой что ни на есть дворянской мелочи, невероятно талантливый, беспредельно энергичный и столь же честолюбивый. Карьера при дворе, куда он поступил рядовым королевской гвардии, правда, поначалу не задалась: юный наглец посмел соблазнить одну из первых красавиц королевства, дочь одного из самых знатных вельмож Португалии графа де Аркуш, похитил её и обвенчался без согласия родителей, справедливо рассудив, что если спросить, оно дано, безусловно, не будет. Чего там было больше, страсти или расчета, уже не понять, но если расчет был, то не оправдался. Семья де Аркуш зятя-самовольщика отвергла, в приданом и протекции отказало, от блудной дочери почти что отреклась, так что молодым пришлось уехать в бедное имение, где юная дама вскоре и скончалась от тоски и непривычных, почти нищенских по ее меркам условий жизни.
Однако нет худа без добра: слухи о том, как трогательно ухаживал Себастьян за умирающей супругой, дойдя до родственников усопшей, смягчили сердце влиятельного отца, возможно, уже в душе жалевшего о своей суровости. Безутешный молодой вдовец по рекомендации бывшего тестя получил государственную должность в ведомстве иностранных дел, где быстро доказал свою незаменимость, сделав стремительную карьеру. За три года был пройден путь от секретаря посольства до посла сперва на Острове, а затем и в Вене, которую португалец очаровал настолько, что вскоре женился на дочери знаменитого фельдмаршала Дауна, крупнейшего на тот момент полководца Священной Римской империи.
Успехи на дипломатическом поприще столь впечатлили двор, что в 1749-м посол был отозван и назначен министром иностранных дел, а еще через год, после восшествия на престол короля Жозе I очень быстро стал главой кабинета. На то имелись и особые причины. Молодой монарх был прогрессивен, начитан, тяготился отставанием Португалии от более развитых соседей, в первую очередь Англии, традиционного союзника, и мечтал о реформах, но, будучи слабоволен, не чувствовал в себе сил потянуть такую лямку. Сеньор же Карвалью, убежденный англоман и сторонник прогресса, вполне разделяя мечты суверена, имел четкую программу преобразований по британскому образцу и, главное, силу воли для ее реализации.
Уже в первые годы он развернул самые широкие реформы: создал нормальную полицию, упорядочил финансовую систему, открыл первые светские школы, взялся за обновление армии и флота, а главное, ввел протекционистскую систему налогов и пошлин, почти мгновенно вызвавшую бурный всплеск развития мануфактур, торговых гильдий и акционерных обществ. Введение (впервые в мире) службы госконтроля за качеством национальной продукции сделало португальские товары конкурентоспособными. Короче, колесо вертелось.
Многим это пришлось по нраву, но очень многие, естественно, встретили новации премьера в штыки. Появлением в элите новых людей, от станка и прилавка, в первую очередь, была крайне недовольна старая аристократия, не радовалась изменениям и церковь, до сих пор бывшая высшим арбитром по всем вопросам. Инициативам министра ставили палки в колеса, многие реформы буксовали, так и не начавшись, а королю неизменно сообщали, что дон Карвалью, дескать, бездарен, нерасторопен и вообще не по сеньке шапка. Возможно, это и привело бы к отставке, да несчастье помогло.
1 ноября 1755 года Португалию потрясло страшное землетрясение, усугубленное цунами и пожаром. Лиссабон был стерт с лица земли на 100%, королевская семья уцелела лишь потому, что находилась в летнем дворце. По счастливому случаю, спасся и дон Себастьян. И не просто спасся. В ситуации, когда никто не знал, что делать, а все министры впали в прострацию, он оказался единственным, кто не растерялся, а напротив, произнеся знаменитое «Вы спрашиваете, что же теперь Теперь надо похоронить мертвецов и накормить голодных. За работу!», организовал восстановление страны.
В рекордные сроки была создана временная столица палаточный, но со всеми удобствами город Ажуда. Несмотря на гибель государственной казны, были изысканы средства, ни ожидаемых голодных смертей, ни казавшихся неизбежными эпидемий не случилось, город оживал буквально на глазах. С этого времени нашептывать что-либо королю стало бессмысленно — министр, ранее просто уважаемый и высоко ценимый, стал для Жозе абсолютным и окончательным авторитетом по всем вопросам, сосредоточив в своих руках диктаторскую власть.
У всякого света есть тень. Если ранее придворная аристократия, обладательница длинных родословных, пышных гербов и громких титулов «худородного выскочку» просто презирала, теперь, когда он еще и доказал свое превосходство на деле, его откровенно возненавидели, более того, зная, что премьер-министр честолюбив и обидчив, били именно по больному намеками, взглядами, сплетнями. Короче говоря, в ход пошло то, что на умного, но вспыльчивого человека действует безотказно, как бы высоко он себя ни ценил. Жалобы королю пользы не приносили тот, выросший в дворцовой обстановке, имел иммунитет от злословия и только советовал дону Карвалью не брать в голову такие пустяки.
Понемногу при дворе сложился целый круг ненавистников премьера, центром которого стал знатнейший, широко разветвленный и связанный родством с самыми-самыми сливками высшего общества род Тавора. Глава семейства, маркиз Франсишку Ассис, граф Алвор, бывший вице-король Индии, его супруга, а реально и глава клана дона Леонор (между прочим, женщина, лишившая когда-то юнца Жозе девственности и с тех пор высоко королем чтимая), их племянник, герцог Авейру, ближайший родственник короля, — это были очень опасные враги. Тем более страшные, что жена старшего сына маркиза и маркизы, юная донья Тереза уже три года, не надоедая, была официальной фавориткой короля (именно от нее возвращался Жозе в ночь покушения). Да к тому же в число близких друзей семьи входил авторитетный в свете иезуит, падре Габриэль Малагрида, яркий публицист, почти не скрывавший, что является автором анонимного памфлета «Трактат о жизни и правлении Антихриста», смертельно оскорбившего дона Себастиана.
У вражды, надо сказать, были и личные корни именно у одного из Тавора в свое время юный Карвалью увел из-под венца невесту, но, в основном, рулила, конечно, политика.
Как раз в это время, аккурат после землетрясения, высшее общество более всего занимал т. н. «парагвайский» вопрос. Незадолго до того завершилась длившаяся более полувека тяжба с Испанией о границах колоний в Америке, большая часть спорных земель отошла к Лиссабону, однако земли эти под властью Мадрида имели особый статус, — там располагались «редукции» иезуитов, успешно цивилизовавших индейцев-гуарани. Дело пошло на принцип.
Премьер-министр требовал, чтобы крещеные индейцы покинули португальские земли или остались там в качестве государственных рабов. Аристократы типа Тавора стояли на том, что раз уже туземцы крещены и цивилизованы, они свободные люди, имеющие утвержденную Мадридом и одобренную Ватиканом автономию. На что глава правительства откликался в том смысле, что, дескать, Мадрид Лиссабону не указ, Папа и иезуиты вообще предрассудок, который он в грош не ставит.
Для современного человека это, конечно, пустяк, но там и тогда ситуация обострилась не на шутку.
В какой-то момент, не без воркования доны Терезы, казалось бы, несокрушимые позиции дона Карвалью пошатнулись король дважды подряд отказал ему в аудиенции.
И вот в этот-то момент совершилось то самое покушение. Слухи о случившемся на время оттеснили все прочие новости, однако никто ничего не знал, король на люди не показывался, никаких официальных извещений не было. Только 9 декабря в правительственной газете появилось сообщение о том, что покушение в самом деле имело место, в связи с чем сформирована «жунта об измене» — особый трибунал для следствия и суда. А четыре дня спустя в палаточном городе начались аресты. По обвинению в государственной измене и посягательстве на жизнь короля был арестован весь клан Тавора и родственные ему семьи вместе с доверенными слугами, всего более тысячи человек
Процесс проходил открыто и гласно. Публике предъявили доказательства: признания двух непосредственных исполнителей, профессиональных киллеров, якобы пойманных сразу после инцидента, давших показания на некоего Антонеша Феррейру, как нанимателя, и уже повешенных, признания самого Феррейры, оказывается, доверенного слуги герцога Авейру, пистолет, украшенный монограммой герцога Авейру и, якобы, найденный на месте преступления, переписка с Бразилией, содержащая заверения в полной поддержке иезуитских ходатайств, и еще несколько писем, где обсуждалось, почему король перестал появляться на публике и не случилось ли чего. А ежели случилось, то, дескать, временщику пора в отставку.
Важной уликой следствие назвало то логическое предположение, что, дескать, только семейство Тавора могло знать, где и когда следует поджидать короля, поскольку он возвращался от Терезы, которая тоже была арестована. Были, кроме того, заключения специалистов по генеалогии о том, что герцог Авейру, поскольку у короля имеются только дочери, является единственным мужчиной, имеющим право на престол, хотя и по боковой линии (а следовательно, по логике прокурора, не мог не желать гибели короля, ибо о короне всякий мечтает), и признания в соучастии, полученные под «пятой, шестой и последующими пытками огнем, водой и железом».
У защиты, ясное дело, были свои резоны. Упор, в первую очередь, делался на то, что иметь право на престол не преступление, а никаких амбиций герцог никогда в жизни не проявлял. Подчеркивалось, что дорога Табернуш одно из самых сложных в смысле криминала мест страны, где нападения на кареты без охраны, увы, повседневность (даже в день покушения были ограблены, причем по той же схеме, еще два экипажа). Да и опознать короля нападающие не могли, поскольку коляска была без гербов. Помимо того, нападавшие не пустились в погоню, что не преминули бы сделать, будь их целью убийство конкретного лица, зато до нитки обобрали свалившегося с запяток лакея, вслед за тем отпустив его подобру-поздорову.
Следует учесть, — это подчеркивалось особо, — что, будь подсудимые в курсе случившегося, они знали бы, что король, как минимум, избежал смерти на месте, и попытались бы на всякий случай покинуть страну. На деле же все было наоборот: все они оставались в столице, а один из главных (по версии обвинения) заговорщиков успел даже в промежутке между покушением и арестом съездить в Англию и вернуться домой.
Были подвергнуты сомнению и «безупречные улики».
Во-первых, заявили защитники, свидетельства «столь поспешно казненных» убийц не могут быть приняты во внимания по причине невозможности перекрестного допроса.
Во-вторых, наличие пистолета ни о чем не говорит, поскольку (а) о том, что он найден на месте преступления известно только со слов следователей, (б) дом герцога за два года до того был ограблен и «пистолет с монограммой» значится в переданном полиции списке пропавших вещей.
В-третьих, письма тоже не являются уликами, ибо содержание «бразильского» пакета обвиняемые озвучивали многократно и публично, а в «лиссабонском» пакете сказано только то, о чем два месяца шушукалась вся столица.
В-четвертых, в ночь покушения Антонеш Феррейра находился в Браге с поручением господина, чему есть свидетели.
И, наконец, в-последних,, расписание визитов его величества к доне Терезе опять-таки ни для кого секретом не было «весь свет» знал, что пунктуальный король навещает возлюбленную исключительно по вторникам и четвергам.
Помимо этого, было опротестованы протоколы допросов под пыткой. Основания имелись: в самом начале процесса все «чистосердечно признавшиеся», в том числе и Антонеш Феррейра, от своих показаний отказались, да и сами по себе показания, по мнению адвокатов, гроша ломаного не стоили, поскольку пытки в Португалии были уже лет сорок как запрещены, а само применение пыток, согласно закону, считалось уголовным преступлением. Этот протест был принят, но частично, — в отношении «двух знатных дам», одной из которых было семь лет, а второй немногим больше. Судьи даже вынесли частное определение, осуждающее органы следствия за применение пыток к лицам, младше десяти лет, «тем самым доказав свою полную беспристрастность», в связи с чем было отклонено еще одно ходатайство — об отводе состава суда в связи с тем, что весь состав был назначен лично министром из преданных ему выдвиженцев.
Продолжение следует…

Источник