ТИМОШКА АНКУДИНОВ, АВАНТЮРИСТ И САМОЗВАНЕЦ
На протяжении столетий каждый год, в первую неделю Великого поста, православная церковь оглашала анафему: «Яко и прокляты новые еретики: архимандрит Кассиан, Ивашка Максимов, Некрас Рукавов, Волк Курицын, Митя Коноглев, Гришка Отрепьев, изменник и вор Тимошка Акиндинов, бывший протопоп Аввакум…»
За что же проклинали Тимошку Анкудинова, по другим данным — Анкудинова
Вот что пишет о нем словарь Брокгауза и Эфрона: «Анкудинов Тимофей Дементьевич — самозванец, выдававший себя за царевича Ивана Васильевича, сына царя Василия Шуйского. Он довольно долго разъезжал по Европе, пока не попал в руки московским властям. Был казнен — четвертован — в Москве в 1654 году, и включался в список преданных анафеме вплоть до времен императора Павла I».
Тимошка Анкудинов родился в Вологде не ранее 1617 года. Отец его, Дементий Анкудинов, скупал холсты и полотно по деревням и потом в Вологде перепродавал московским купцам. Тимошка рос смышленым, и отец его отдал в школу при местном Пафнутьевском монастыре. Там парнишка обучился чтению, письму, арифметике (как тогда называли — цифири) и церковному пению.
Когда исполнилось ему 16 лет, вологодский архиерей отец Нектарий взял его к себе в келейники и даже женил на своей внучке Авдотье, дав в приданое за ней три деревни с большим рыбным озером. Говорят, Тимошка был парень умный, красивый и веселый. Наверное, не только в этом дело: чтобы так понравиться архиерею, а со временем и прибрать к своим рукам все дела вологодской епархии, вероятно, нужно было обладать особым талантом влияния на людей.
По-видимому, расхожая поговорка «наглость -второе счастье» — это точно о Тимошке (теперь уже Тимофее Дементьевиче). Он проявил такую откровенную наглость (или смелость) во время болезни отца Нектария, ставя на бумагах подпись «Тимофей Анкудинов, наместник архиерея вологодского и великопермского».
В 1636 году архиерей умер, на его место назначили другого, и тот устранил от себя «наместника» Анкудинова. Остался Тимошка не у дел и загрустил. А вскоре, по старинному русскому правилу — топить тоску в вине — пустился в разгул.
В кабаках с веселыми бабами и прочей голью кабацкою Тимошка быстро растратил приданое жены (которая, кстати, его беззаветно любила). Он за два года пропил все свое состояние. К тому времени отец умер, прокляв его, а мать ушла в монастырь. Тимошка как-будто решился взяться за ум, помирился с женой и поехал в Москву. Там и устроился в приказе Новой Чети писцом (приказ ведал всеми царскими кабаками, собирая с них налоги). Очень скоро он приобрел авторитет и стал считаться в приказе самым нужным человеком.
Прошло всего три года, и Тимошка Анкудинов был допущен к казне: стал заниматься сбором налога за водку и хранить казну в приказе. Снова он был на коне, уважаемый всеми. Снова у Тимошки был дом — полная чаша, жена, тоже переехавшая в Москву, родила сына Сергея. Но натура Тимошки не выдержала строгой жизни, и он опять бросился в разгул и азартную игру. Как это бывает с игроками, Тимошка влез в царскую казну и основательно облегчил ее. Авдотья, жена, вместо слез и упреков, стала вдруг угрожать ему: мол, расскажет о растрате казенных денег (тогда на Руси за казнокрадство рубили руку). А тут еще боярин Морозов стал производить ревизию по всем приказам.
И Тимошка пошел на страшное дело.
Ночью, когда Авдотья заснула, а ребенка не было дома, Тимошка запер ее в горнице, взял все, что было в доме ценного, и поджег дом. Сам же с другом своим Конюховским убежал из Москвы. От дома Анкудинова выгорела почти вся улица. В Москве думали, что и Тимошка, и жена его сгорели. Тем временем он со своим приятелем быстро двигался к польской границе.
Здесь Тимошка назвал себя сыном умершего царя Василия Шуйского, и приказал везти себя в Варшаву, к королю. Это был конец Смутного времени, польская шляхта разоряла Русь и метила на российский трон. Надежды на прямое завоевание не оправдались, и польский король Владислав «кусал локти» — потому самозванцы, приходившие из Руси, находили полную поддержку в Польше.
Так Тимошка обратился в Иоанна Шуйского, и польская знать окружила его вниманием и почетом.
По свидетельствам историков, король Владислав назначил ему дом в Варшаве, 4 пары коней, 2 крытых возка, 10 жолнеров для стражи, прислугу и 3000 злотых в месяц на содержание. Столовался Тимошка тоже за счет короля.
Но король Владислав вскоре умер, а шляхта разделилась на два лагеря и начала спор из-за польского престола. В это же время Богдан Хмельницкий с Кривоносом и Тугай-беем болезненно покусывали Польшу. Воевода Иеремия Вишневецкий с огромным трудом сдерживал войска татар и казаков от вторжения в самый центр Речи Посполитой.
Словом, полякам было не до Тимошки. О нем просто забыли.
Когда пришел срок получения очередной «зарплаты» в 3000 злотых, Тимошка не постеснялся об этом напомнить королю Казимиру. Но новый король отказал, добавив, что теперь, мол, не время заниматься ворами.
Впрочем, Тимошку словом «вор» не проймешь -он, как истинный прагматик, просто сделал вывод, что в Варшаве ему «становится жарко», и лучше перебраться к врагам Польши — казакам Богдана Хмельницкого. Тот к тому времени сидел в Переяславе — то ссорился, то мирился с Тугай-беем.
Для Богдана Тимошка не стал сочинять новую «легенду» о своем происхождении, мол, и старая сойдет. Он добрался до ставки Богдана, коротко рассказал свою сказку и быстро вошел в доверие. Особенно он пришелся ко двору гетмана как товарищ по разгулу.
Это был апогей Тимошкиного головокружительного взлета. Карьеру его можно даже назвать «дипломатической» — он участвовал в торжественных приемах послов. К гетману приезжали польские посланники, представители от князя Рогоцци из Трансильвании, и, наконец, прибыло русское посольство от молодого царя Алексея Михайловича.
Богдан Хмельницкий встретил русских послов с величайшим почетом: приказал звонить в колокола, стрелять из пушек, и самолично вышел для встречи за город, окруженный своими полковниками и нарядной свитой. На беду Тимошки, среди русских послов оказался знакомый ему дьяк Иван Козлов, который сразу признал обманщика. Не зная всех Тимошкиных «подвигов», Козлов стал уговаривать его вернуться в Москву и повиниться перед молодым царем, который только что женился и был со всеми милостив.
В тот же день русские узнали от Хмельницкого, что их соотечественник выдает себя за сына Шуйского, а значит, посягает на престол. И глава посольства Унковский тут же потребовал его выдачи.
Однако осторожного Тимошки и след простыл.
А Богдан Хмельницкий только посмеялся: «Вам его надо, вы и ловите, а я своих казаков на такое дело не дам!»
Дальнейшее очевидно: царь Алексей Михайлович разослал во все концы указ о поимке Тимофея Анкудинова.
Тимошкина голова замыслила новый план действий: он со своим верным другом Конюховским уже был на пути в татарскую Едигульскую орду. Чувствуя, что здесь задачка посложнее, Тимошка, не мешкая, принял магометанство, что помогло ему войти в доверие хана Девлет-Гирея. От него Тимошка получил выход на крымского хана и, далее, по протекции, добрался до самого турецкого султана. Это кажется невероятным, но и у ханов Тимошка имел огромный успех. Султан приблизил его к себе и обещал помочь возвратить русский престол. Начиная с первого Лжедмитрия, самозванство стало прямо-таки болезнью государства русского чуть не до конца XVIII века редкое царствование проходило без самозванца. На стыке двух эпох и двух династий — Рюриковичей и Романовых — и возникли эти «гонки» самозванных претендентов на царский престол.
Авантюрная история превращается в политическую игру: ведь покровительство султана тогда означало настоящее, реальное могущество. Неведомый Тимошка из Вологды становится приближенным самого султана, и другие влиятельные люди начинают искать уже его, тимошкиного, покровительства!
Неведомо, чем могла бы окончиться эта авантюрная карьера, если бы снова не свалил нашего героя традиционный русский недуг — запой.
Напившись хорошенько, любимец султана полез в гарем этого самого султана. Там Тимошку почти схватили, но он успел унести ноги. И из гарема, и из Константинополя.
Он направил стопы свои в Трансильванию, к князю Георгию Рогоцци, с которым виделся у Хмельницкого. И был ласково принят им, как и положено посланнику великого гетмана. Самозванец получил от Рогоцци рекомендательное письмо к шведской королеве и 3000 талеров в придачу. Вскоре он прибыл в Стокгольм и представился королеве, передав ей письмо Рогоцци. Королева Христина была дамой эксцентричной. Она носила мужской костюм, любила езду верхом, собак, охоту, умела выпить, и была всегда окружена умнейшими людьми — так, при ее дворе долго жил знаменитый Декарт.
Но даже и на такую «продвинутую» эмансипе Тимошка Анкудинов произвел очень благоприятное впечатление. Королева, не требуя никаких доказательств, признала в нем великого князя Иоанна Шуйского и обещала содействие, так сказать, во «взятии престола». Соответственно высокому тимошкиному титулу, назначила ему дом, обед со своего стола, 4 коня, 10 человек прислуги и 5000 талеров в месяц.
Королевские балы-маскарады, пиры и охота, конечно, понравились Тимошке и его другу Конюховскому, и они снова пустились в разгул — теперь уже на высоком королевском уровне.
Опять незадача! В Стокгольм приехали русские купцы, и некоторые узнали Тимошку, а вернувшись в Москву, донесли куда следует. История повторяется, как дурной сон: в Стокгольм, к Христине, едет в качестве посла тот самый дьяк Козлов, что признал Тимошку у Богдана Хмельницкого, с требованием выдать вора. Гордая Христина впала в гнев, когда узнала, кому она покровительствовала. Королева приказала схватить Тимошку, но где там — он уже скрылся. При этом оставил на произвол судьбы верного Конюховского, которого тут же арестовали.
Авантюрист мчится в Норкепинг, затем плывет морем в Ревель — однако там уже знают приказ королевы о задержании. Тимошку хватают, бросают в ревельскую тюрьму. Но и оттуда — невероятно! — он сумел сбежать на следующую же ночь. Дальше: Рига, Митава, Мемель, Вертенберг, Голштиния, Брабант — Тимошка уносит ноги от судьбы. На что он жил, доподлинно неизвестно, но есть сведения, что в Германии он числился в странствующей труппе фокусников и «показывал силу».
Судьба все же догнала его в Нейштадте: герцог Голштинский Фридрих II велел заковать Тимошку в кандалы и заключить в крепость. Спустя три месяца за ним приехали из России и с великой осторожностью отвезли в Москву. Как рассказывали потом свидетели, по дороге он покушался на самоубийство. Один раз он бросился вниз головою с повозки, когда его везли к Нейштадту, а другой — пытался броситься в море во время перехода на корабль. Но бдительная охрана была настороже.
Дальнейший путь российских самозванцев традиционен: в Москву — в разбойных дел приказ — на допрос — и на дыбу. Тимошка переносил мучительные пытки, но твердо стоял на том, что он, мол, Иван Шуйский, сын царя Василия Шуйского. Ирония судьбы состояла в том, что у Шуйского вообще не было детей. Царю надоело слушать доклады об упорстве самозванца, и он приказал казнить его.
В 1654 году на площади Большого рынка в Кремле была совершена страшная казнь. Сперва Тимошке отрубили левую руку и левую ногу, потом — правую руку и правую ногу и, наконец, голову. Палачи наткнули их на пять кольев и бросили в свальную яму.
Константина Конюховского приговорили к ссылке в Сибирь и лишению трех пальцев. По ходатайству патриарха отрубили пальцы на левой, а не на правой руке — дабы он мог креститься…
А еще Тимошка писал стихи…
Тимофей Анкудинов может считаться одним из первых русских поэтов. И одним из русских публицистов. Он сочинял силлабические вирши публицистического содержания. В них автор обличает московское правительство и воспевает государей других стран, приютивших его. Названия их говорят сами за себя: «Декларация московскому посольству», «Похвала турецкому султану», «На нынешнюю московскую власть», «На Филарета митрополита».
Как считают филологи, его указы и частные письма написаны достаточно изящным по тому времени литературным языком.
