БРИТАНСКАЯ ПОДНОЖКА ФРАНЦУЗСКОЙ ИНТРИГЕ. Часть 1
«Зараза развратных правил» так с самого начала оценивали французскую революцию и молодую республику монархи Европы. Россия в этом отношении ничем не отличалась от других держав: Екатерина II, клеймя ниспровергателей престолов и «цареубийц», не стеснялась в выражениях и называла Национальное собрание Франции «гидрой о 1200 головах», а его лидеров «шайкой безумцев и злодеев». Императрица приютила в России немало французов-эмигрантов и одно время даже намеревалась направить в мятежную страну казачьи полки, но, занятая подавлением польского восстания, вынуждена была отказаться от этой затеи. Сменивший ее на престоле Павел I объявил, что Россия не собирается вмешиваться в европейские дела.
Однако в 1798 году захват Наполеоном Мальты и переход Швейцарии под французский контроль, а также военные успехи французской армии в Италии вынудили российского императора присоединиться к очередной антифранцузской коалиции (в нее входили Англия, Австрия, Турция и Неаполь). В начале 1799-го, отправляя в Европу фельдмаршала Александра Суворова, Павел напутствовал его словами: «Тебе царей спасать» Соответственно и тон официальной прессы был резко антифранцузским: так, 10 июля 1799 года (все даты приводятся по григорианскому календарю) в «Московских ведомостях» было помещено сообщение о том, что эпидемия чумы якобы проделывает ужасающие бреши в рядах армии генерала Бонапарта, которое заканчивалось словами «и скоро их всех ч поберет» (слово «черт» в те времена считалось нецензурным).
Но граничившая с предательством медлительность австрийских генералов, поставивших экспедиционный корпус Римского-Корсакова и армию Суворова в тяжелейшее положение (первый был разбит в сентябре 1799-го, а второму в конце сентября начале октября пришлось совершить опаснейший переход через Альпы), заставила Павла изменить отношение к союзу. В конце октября 1799 года окончательно выведенный из терпения «интригами венского двора» и «гнусной политикой его бесчестных министров» царь разорвал отношения с Веной и отдал Суворову приказ малыми переходами двигаться с армией в Россию. Англия также лишилась доверия Павла после совместной британско-российской операции в Голландии (август ноябрь 1799-го), закончившейся полным провалом. При этом англичане завладели всем военным флотом голландцев, а русские не получили ничего, кроме массы раненых и убитых.
И все же идея восстановления монархии во Франции была столь дорога Павлу, что он поддался на уговоры англичан возобновить летом вместе с Австрией кампанию против французов и повелел Суворову остаться со своей обескровленной армией на зиму в Богемии.
Меж тем 1819 брюмера (910 ноября) 1799 года в стремительно погружавшейся в анархию, истощенной войнами Франции произошел государственный переворот, в результате которого пал режим Директории. Власть из рук пяти директоров перешла к трем консулам Французской республики. Первым из них (формально первым среди равных) стал Наполеон. Спустя месяц была обнародована новая конституция, наделявшая Бонапарта фактически диктаторскими полномочиями.
Политические перемены в республике заставили Павла, еще недавно отзывавшегося о Наполеоне только отрицательно, кардинально изменить свое мнение. 27 декабря Суворов получил от царя рескрипт: «Обстоятельства требуют возвращения армии в свои границы, ибо виды венские те же, а во Франции перемена, которой оборота терпеливо и не изнуряя себя мне ожидать должно» Вслед за этим стал резко меняться тон высказываний российских официальных лиц в адрес узурпатора.
Императору, очевидно, импонировало стремление Наполеона консолидировать нацию, установить строгий порядок. 24 декабря 1799 года было заключено перемирие с монархической Вандеей, война с которой полыхала более шести лет, 28 декабря открылись все прежде закрытые церкви, а 3 марта 1800-го были аннулированы проскрипционные списки эмигрантов. Параллельно реформировались административная и финансовая системы, создавался эффективный аппарат для борьбы с коррупцией и бандитизмом. Павел вскоре скажет о Бонапарте: «Он делает дела, и с ним можно иметь дело».
Не мог также Павел не оценить заботу и уважение, которыми окружил первый консул захваченных в плен русских солдат и офицеров из корпуса Римского-Корсакова.
Среди бумаг генерала Леонтия Беннигсена, хранящихся в Военно-историческом архиве, был найден крайне любопытный документ. Это письмо двух пленных российских офицеров к Бонапарту с просьбой даровать им право на ношение оружия: «Господин генерал и Первый консул, Нижеподписавшиеся военнопленные русские офицеры, тронутые тем обращением, которое они испытывают в плену, берут на себя смелость выразить вам свои чувства признательности. Вы, генерал, облегчили им участь и тем присоединили к победоносной колеснице вашей славы торжество человеколюбия. Примите выражение самой искренней их признательности, тем более справедливой, что они решаются прибегнуть к вашей благосклонности и ожидать благоприятного разрешения на право ношения оружия, каковое всегда являлось отличием звания офицеров, никогда не нарушавших правил чести, служителями коей они являются. Капитан Залесский. Поручик Курдюмов».
По поручению Бонапарта генерал Адольф Эдуар Мортье, будущий маршал Франции, направил офицерам следующий ответ: «Господа, Первый консул всегда почитал отвагу и доблесть воинов вашего народа, а также поощрял эти добродетели и у французов. Убежденный в чувствах, в коих вы его уверяете, он разрешает вам просимое вами право ношения оружия. Привет и почтение. Эдуар Мортье».
Тем временем отношение России с ее официальными союзниками все больше ухудшались. В руки Павла попала перехваченная депеша британского посланника в Петербурге Чарлза Уитворта от 18 марта 1800 года, содержавшая такой пассаж: «Император буквально не в своем уме» В результате дипломат был выслан, а в апреле царь отозвал из Лондона и своего посланника Семена Воронцова. Союз между державами был фактически разорван.
Наполеон прекрасно знал о разногласиях в стане коалиции, которые как нельзя лучше отвечали его планам: заключение военного договора с Россией, разгром Англии (прежде всего подрыв ее господства на морях) и Австрии, лишившихся мощного союзника. Первый консул решил подтолкнуть Павла к окончательному выходу из коалиции, как тогда говорили, «нечувствительно».
Летом 1800 года он поручил Талейрану обратиться с письмом к вице-канцлеру империи, графу Никите Петровичу Панину. В послании, датированном 19 июля, сообщалось, что французская сторона обратилась к Англии и Австрии с предложением включить во взаимный обмен пленными русских военных, которые находились во Франции, но получила отказ. «Пораженный этой несправедливостью, писал Талейран, и не желая далее удерживать сих храбрых воинов, которых покидают коварные союзники, первый консул приказал, чтобы все русские, находящиеся в плену во Франции возвратились в Россию без всякого обмена и со всеми воинскими почестями. Ради этого случая они будут заново обмундированы, получат новое оружие и свои знамена». В письме говорилось, что решение об этом было принято первым консулом из уважения к русским военным и желания «сделать что-нибудь приятное Его Величеству императору Российскому».
Поскольку официально отношения между Францией и Россией были прерваны, письмо отправили не прямо в Петербург, а в Гамбург, французскому посланнику, с тем чтобы тот вручил его Ивану Матвеевичу Муравьеву-Апостолу тамошнему российскому министру-резиденту. Император запретил Муравьеву входить в какие бы то ни было сношения с французским правительством, но, ознакомившись с содержанием письма, дипломат все-таки принял его и отправил по адресу.
Великодушие Бонапарта произвело в российской столице чрезвычайно сильное впечатление. В Петербурге были возмущены поведением союзников, отказавшихся обменять захваченных ими французских солдат на русских пленных. Напротив, генерал Бонапарт в глазах Павла представал истинным рыцарем новейших времен.
В середине октября 1800 года в Париж для обсуждения вопросов, касающихся освобождения русских пленных, был направлен состоявший на российской службе шведский подданный Георг Магнус фон Спренгпортен. Но фактически его полномочия были гораздо шире. Согласно инструкции графа Федора Ростопчина — первоприсутствующего в Коллегии иностранных дел — Спренгпортену предписывалось «выразить первому консулу благодарность Его Императорского Величества и готовность его идти навстречу добрым начинаниям и вообще содействовать сближению обеих держав, которым, по занимаемому ими положению, надлежит жить в добром согласии, и союзные отношения которых могли бы оказать решающее влияние на водворение порядка во всей остальной Европе».
Кроме того, в инструкции говорилось, что «Его Величество Император уполномочивает генерала Спренгпортена объявить французским министрам, с которыми ему пришлось бы вступить в переговоры, что он, не колеблясь ни минуты, отозвал свои войска из коалиции, как только заметил, что союзные державы стремятся к захватам (Англия Мальты, Австрия Пьемонта), которых его честность и бескорыстие не могли допустить; и так как взаимно оба эти государства (то есть Россия и Франция) находясь далеко друг от друга, никогда не могут быть вынуждены вредить друг другу, то они могут, соединившись и постоянно поддерживая дружественные отношения, воспрепятствовать, чтобы другие своим стремлением к захватам и господству не могли повредить их интересам».
Продолжение следует
