УОЛЛЕС РИД: ЗВЕЗДНЫЙ МАЛЬЧИК. Часть 2
Позволив Риду играть «про себя», Де Милль вдруг вытаскивает, на один крупный план, на один невесть откуда взявшийся крупный план, черта из тихого омута. И отныне этот черт прятаться уже не станет. Это он будет невозмутимо наблюдать за поркой солдатика в «Жанне-женщине», это он будет сбрасывать «дикарей» в «Женщине, забывшей Бога». Это для него и война игра, и всё игра. Это он про себя знает, что неизбежно заиграется. И усмехается самому себе в зеркало объектива. Крупный план, венчающий убийство Кармен, чуть ли не единственный кадр, где Рид отвечает камере взаимностью. Он заглядывает в лицо умирающей Кармен, в то ее лицо, каким его видит камера, и взгляд этот жесток.
В «Жанне-женщине» (1916) дуэт Рида и Фаррар строится на детском невинном азарте предводителя англичан, которому война игра, и исступленной самоотверженности французской Девы. И так-то никто, кроме Жанны, не воспринимает эту войну всерьез: разнеженный трусливый дофин готов согласиться с кем угодно, лишь бы его не трогали, дезертир прячется на чердаке, дамочки на балу потешаются над сумасшедшей, священники ищут своих выгод. А тут еще этот странный влюбленный англичанин. Жанна тоже влюблена, но до любви ли ей теперь. Фаррар играет страсть всерьез, — не любовную, так к отечеству. Рид же в игре ищет радости и ласки. Ну и пусть на мне сейчас такой костюм — это ведь все понарошку. Рушатся стены, прах войны взвивается до небес, армия французов одерживает долгожданные победы, интриги плетутся, для Жанны уже сложен костер, а милый Эрик Трент с досадой хмурит брови, как есть обиженный ребенок. И, свершив свой подвиг в 1917-ом (в юношеском запале, под воздействием только что показанного ему фильма), как к матери, тянет руки к божественному видению большой, серьезной Жанны ДАрк, к прекрасной, истинной звезде Джеральдин Фаррар.
В «Женщине, забывшей Бога» Де Милль пользуется этим уже почти как пародией. Рид снова играет инфантильную радость действия, позволяющую ему балансировать на грани азарта и той жестокости, которую Де Милль обнаружил в нем еще три года назад, но здесь Фаррар не заносит над ним меч и не соблазняет его, а учится у хорошего мальчика складывать руки в молитве. Королева ацтеков запускает трагедию, разгорается война, Рид же снова утешен на кушетке ласковой женской рукой. Так легко сбросить кого-то со стены, если ты в кино. Так эффектно идти на пытки без рубашки, если у тебя такие восхитительные лопатки. И такая красивая женщина трогает твой крест. Какие, к черту, страсти, пожимает плечами Альварадо.
Про черта в омуте, однако, знает камера одного лишь Де Милля, Рид же снимается далеко не только у него и умудряется стать семейным идеалом, воплощением добропорядочного американца. Он ищет женской ласки, и самый суровый из пуритан не вычитает в том разврата. Он дерется на кулаках и шпагах, и самое нежное сердце не заподозрит в нем жестокости. Он дурачится и шутит напропалую, и самый строгий отец не усомнится в его надежности. Рид не растерял ничего из своего стартового капитала, лишь приумножил, всё в нем стало лучше, умелее, взрослее: уверенность, отточенность жеста, четкость реакции, стабильность, чудеса самоконтроля при завораживающей легкости манеры и неуловимости чувства. И еще это сводящее с ума жизнеподобие его экранных образов.
Рид становится воплощенной мечтой об идеальном человеке. Идеальном муже, идеальном сыне, идеальном отце и да, конечно, идеальном актере. Он скромно улыбается миру с миллионов открыток, газетчики наперебой строчат восторженные статьи, работники студии души в нем не чают, дома мир и покой. Он не бывает «в порыве ужаса», не бывает «в порыве злости», у него вообще не очень с порывами. Жизнь легка и жить легко. Кто бы еще смог так игриво вскинуть брови и так искренне рассмеяться, увидев с балкона приближающиеся французские войска.
Война кончена. Герои возвращаются домой. Рид едет на съемки «Долины гигантов». Где-то в лесах Аркаты вспыхивает и падает звезда. Фильм выходит на экраны 31 августа 1919 года. Рид возвращается домой с зашитой головой, поврежденной рукой и одним небольшим секретом
После произошедшего на съемках «Долины гигантов» Уоллес Рид продолжает сниматься. Осенью 1919 выходят еще два фильма Джеймса Крюзе, режиссера «Долины гигантов». По сравнению с его же «Ревущей дорогой», сделанной несколькими месяцами ранее, в комедии «Готорн из США» каких-либо изменений или странностей с Ридом не замечено. «Ревущая дорога» был типичным, знаковым «ридовским гоночным фильмом». Герой непринужденно въезжал в картину на своем Шутце, из мягкого костюма с беретом перепрыгивал в гоночный скафандр, из скафандра — во фрак, прямо во фраке — в тюрьму, а оттуда бросался в погоню за поездом. В перерывах между нарезаниями кругов по пыльному автодрому и экстремальными пролетами по ночным ухабам ластился к Энн Литтл, а Теодору Робертсу являл весь диапазон своих реакций — от искрящейся радости до гордого гнева; разумеется, не усердствуя.
В «Готорне из США» сюжет закручен на комических любовно-политических перипетиях; партнёрша Лайла Ли, новенькая, амплуа «делец-любовник», привычное. Та же хитроватая полуулыбка, тот же игривый блеск добрых глаз, та же свободная пластика. Даже берет тот же. Рид гоняет на авто, перепрыгивает через высокие ограды, хитростью «сталкивает лбами» противников и победительно выруливает к счастливому финалу: довольный, улыбающийся и с девушкой в награду. Он даже тюремные стены оживляет. Всё на месте все те приемы и приемчики, на которые валом валит публика, те, что даются ему легче всего. Ничего особенного не произошло. Его жена Дороти никаких изменений не замечает
Позже, когда наркотическая зависимость Уоллеса Рида будет обнаружена и засвидетельствована, жена станет утверждать, что зависимость эта началась совсем не сразу после орегонской аварии и что студия тут не замешана. Еще позже, много лет спустя, найдется достаточно людей, которые будут утверждать обратное: что студия очень даже замешана, потому что уже тогда начала регулярно снабжать Уоллеса Рида морфием. Дороти, однако, обмолвится в одном из интервью, что поставки наркотиков не были незаконными. Уоллесу Риду хватало его медицинских знаний, чтобы убедить врачей выписать ему столько морфия, сколько ему было нужно.
Во всяком случае, Рид принимает наркотики, чтобы заглушить боль. Во всяком случае, Рид уверен, что знает, сколько граммов в день ему можно принимать, чтобы не получить зависимость..
..Рид просыпается среди ночи и хватает руку жены: «mamma, не оставляй меня». Он становится нервозным, ему не сидится на месте. Читая, постоянно ерзает и раскачивается на стуле. Раздражается по пустякам, теряет аппетит. Его мучает бессонница. Однажды Дороти видит, как семейный врач делает ему укол. Впрочем, потом она станет утверждать, что это было совершенно необходимо и к его последующей зависимости никакого отношения не имело. Ночь за ночью он сидит в постели после того, как его жена засыпает. Читает, беспрерывно курит. Или вдруг срывается и уезжает на автомобиле, ночь напролёт яростно гоняя по шоссе. Или поднимает с постели своих друзей, чтобы поехать пострелять кроликов на рассвете, а к девяти утра едет на студию. Его продолжает беспокоить рана на голове, а также старая травма ноги, полученная на съемках. В это же время он начинает пить, чтобы справиться с бессонницей и перебить влечение к морфию. Впрочем, потом его жена станет утверждать, что он выпивал не больше, чем любой другой выпивает на Рождество.
В конце 1920 года Рид решает отметить окончание очередных съемок (в «Школе очарования») — вместе со старым приятелем, который вот уже несколько месяцев как живет за его счет. Их дом сотрясает череда вечеринок, которые проходят два-три раза в неделю и начинаются с того, что несколько друзей собираются немного отдохнуть, а заканчиваются тем, что в дом набивается толпа едва знакомых и вовсе незнакомых личностей. На этих вечеринках Рид пьет слишком много алкоголя, о чем неизменно сожалеет на следующий день. Это, кстати, тоже станет утверждать миссис Уоллес Рид, и это, вероятно, как-то не стыкуется с ее же утверждением, что Уолли выпивал «не больше двух коктейлей».
Точно морок окутывает родных и близких Уоллеса Рида. В биографии, которую его мать опубликует сразу после смерти сына, она вообще опустит историю про аварию и всю его болезнь, перейдя от «счастливых посиделок за роялем в кругу друзей» сразу к доктору Старру, который выскочит в ее книге как черт из табакерки.
То, что к моменту прихода доктора Старра Рид был уже сильно болен и что получить положительную справку стоило ему двух недель мучений и неизвестно скольких приложенных сил для сохранения обаяния, игнорируется не только его матерью, но и его женой, которая горазда списывать всё на последствия травмы и тяжелый график работы.
Но слепы не все. В жизни Уоллеса Рида снова появляется Сесиль Б. Де Милль. Он берет цикл пьес Артура Шницлера и придумывает для Уолли сюжет «Похождений Анатоля». Бенефис как попытка спасения. Больше чем бенефис карт-бланш. Де Милль словно говорит Риду: «Можно». В первой же новелле Рид разносит декорации.
Вандочка Хоули ревет, Теодор Робертс умудрённо пожимает плечами. Анатоля обманули, провели, заставили играть и поверить в игру. Ненадежный блеск камней, звездочек и сценической пыли оказался в этом мире убедительнее и живучее его идеалистических бредней о чести и честности. И он срывается, и он громит мебель, ломает рояль, разбивает зеркала, и кричит в порыве обиды и ярости. Лицо Рида, внезапно ставшее таким серьезным и взрослым для его-то тридцати лет, искажается вдруг внутренней болью. Которой вроде бы неоткуда взяться посреди всего этого лукавого водевиля.
Во второй новелле Анатоль не может сделать элементарного искусственного дыхания, и Рид, который двенадцать часов с разбитой головой выхаживал своих товарищей по съемкам, играет это совсем, совсем всерьез. Девица, которую он пытается спасти, глядится в зеркало, чтобы прихорошиться. Он снова обманут теперь на натуре, среди невинности деревенских пейзажей, и снова, в злобе и разочаровании сжимая кулаки, взывает к миру о справедливости. Обманом оказывается и черное логово femme fatale Бебе Дэниэлс, где Анатоль вдруг видит себя в зеркало иссохшим скелетом.
Видение пропадает, в декадентский стиль третьей новеллы врывается фотокарточкой хроника Первой Мировой. Тут бы Риду и понять: все понарошку, сам ведь говорил. Одна лишь киногения правдива.
Де Милль для того и конструирует этот каталог стилей и амплуа, чтобы обезоружить клише. Он дает Риду возможность без слов высказать то, что никто до сих пор не удосужился услышать. И Рид сдается. В изнеможении будто стекает он в руки Глории Свенсон (единственной, кстати, кто с начала съемок побаивалась и недолюбливала его), и она принимает его слабость. Не всё под контролем. Не сильный, не герой, не мученик, распятый за грехи Голливуда, не всеамериканский образ, нет, вот этот, конкретный, уставший, тридцатилетний мужчина с растрепанными волосами и потухшим взглядом укрывается в руках незнакомой девушки, на два часа ставшей его женой, и ищет в них спасения.
Потом Рид скажет: «Это было вроде как провести неделю в старом доме. По сути дела, все они, за исключением Глории Свенсон, были моими партнершами в другое время и в других фильмах. У нас была встреча выпускников, и все проходило весело, как под звон свадебных колокольчиков». Но что бы еще Уолли Рид мог сказать.
В рецепте ли, выданном Де Миллем, дело, нет ли, только после «Похождений Анатоля» Рид получит наконец ту роль, какую хотел. В начале лета 1921 года ему предписано отправиться в Нью-Йорк на съемки фильма «Навсегда» экранизации классического романа Джорджа Дюморье «Питер Иббетсон». Жена не может сопровождать его, так как маленький Билли, которому ещё всего четыре, только что переболел коклюшем и не оправился после болезни.
Эта роль станет единственной, не считая гоночных фильмов, которую Рид полюбит. Идеальная любовь идеалиста. Домой со съемок вернется тень человека. Нет границ иронии. На съемках «Навсегда» Рид окончательно подсаживается на морфий.
где дверь, Дороти, mamma, я не могу найти дверь! Уоллес Рид мечется по ванной комнате, задыхаясь в приступе паники. Его глаза временно слепы. Называется это leig eyes и вызвано ожогами от света софитов. Это осень 1922 года. Он продолжает сниматься. Ему остается жить меньше полугода.
К этому времени он уже признался жене в своей зависимости. Чужие люди дергали ее вопросами о наркотиках, пока она, наконец, прямо не спросила его. «Страх, сомнения, немой вопрос и печаль все было написано на его лице. Он впал в истерику детского гнева. Ты не любишь меня больше, кричал он. Через некоторое время он затих. Но я видела вину в его глазах», жена делится их личной трагедией с прессой. Уоллесу Риду не узнать, что такое личная трагедия. Его сделали звездой дважды. Вспыхнувшей и упавшей. И пока он падал, миллионы успели загадать желание.
Уоллес Рид переживал агонию ломки. Он стал угрюм, упрям и несчастен. У него болела голова, нестерпимо болели ноги. Он падал на ступенях дома, и тогда его заносили в дом на руках, как ребенка. Он похудел до 50 килограмм. Ему удалили 9 зубов. Когда стоматолог увидел состояние его рта, то не мог понять, как Уоллес вообще мог работать. Вернувшись домой после трёх дней почти непрерывных операций, Рид едва стоял на ногах. На следующий день он вернулся на работу.
В августе 1922 года семья удочерила маленькую Бетти, что на некоторое время вернуло Уоллесу жизнь.
Рид вновь пытается приступить к съемкам. Но ему всё хуже. На его роль в фильм «Ничьи деньги» берут Джека Холта; Рида, наконец, отправляют в четырехнедельный отпуск. Он еще вернется на площадку, последний его фильм «30 дней» Крюзе, где Рид напоследок ещё раз сыграет со своей давней партнершей и доброй подругой Вандой Хоули. О последних съемках Уоллеса Рида будут вспоминать то, как работники съемочной группы «прикрывали» его, ломая оборудование, если он опаздывал, и то, как однажды он сильно опоздал, и его пришлось буквально тащить на площадку, а он едва стоял на ногах, потом как-то пошатнулся, задел стол, сел на пол, обхватил голову руками и заплакал.
В декабре 1922 года жена помещает его в лечебницу.
Её долгая переписка с его матерью, завязавшаяся еще осенью, принимает абсурдные формы. «Уолли становится сильнее с каждым днем». «Не о чем беспокоиться, Уолли напишет, как только сможет». «Уолли вне опасности. Все худшее позади». «Состояние Уолли улучшается с каждым днем, и он надеется вернуться на работу в течение шести недель». Они действительно успевают подписать новый контракт на 1 июля.
Уоллес жаждет музыки, в его палату ставят фонограф, и он часами слушает великие произведения. Он просит читать ему вслух Китса и Шекспира. Он хочет красивых, больших, важных вещей, когда его изношенное, измученное болезнями и воздержанием от морфия тело лежит на больничной койке. Последняя фотография, что он отправил матери, подписана: Wallace Cotton-top.
18 января 1923 года Уоллес Рид умирает. Его кремируют. Его похороны собирают весь цвет Голливуда, всю его звёздную карту. Берта Рид, введенная в заблуждение надеждами и уверениями, не успевает на похороны сына.
Его жена Дороти навсегда останется миссис Уоллес Рид и никогда больше не выйдет замуж. Начнет снимать социальное кино, уже в 1923 году дебютирует автобиографическим фильмом «Крушение человека». Будет давать интервью, в которых расскажет про Уолли, его зависимость, и страшные последние месяцы, которые они пережили, борясь с морфием. Откроет лечебницу для наркоманов. Его сын, Уоллес Рид-младший, какое-то время поснимается в кино, а затем станет успешным архитектором.
Почти все фильмы Уоллеса Рида утеряны.
Но на Аллее Славы в Голливуде у него есть собственная звезда.
