ДАНТОН. КАЗНЬ.

«Максимилиан, я жду тебя!»
Жорж Жак Дантон (17591794) был одним из ведущих деятелей Великой французской революции. Блестящий оратор, Дантон с первых дней революции завоевал огромную популярность. В 17891794 годы он был помощником прокурора Парижской коммуны, министром юстиции, членом Конвента, фактическим руководителем Комитета общественного спасения. Но затем Дантон выступил против ожесточенного революционного террора, отмены закона о максимуме заработной платы и других экстремистских деяний якобинцев. Этого якобинцы во главе с Робеспьером ему не простили. Дантон и его друзья, Камилл Демулен, Фабр, д’Эглантин и некоторые другие, были арестованы и преданы суду.
Предвидя свой крах, Дантон мог загодя покинуть Францию, но заявил: «Разве можно унести отечество на подошвах башмаков!» и остался.
Суд проходил со 2-го по 5 апреля 1794 года. На судебном процессе в Революционном трибунале Дантон избрал своей тактикой нападение.
Поскольку авторитет Дантона был еще весьма велик, обвинители из кожи вон лезли, чтобы замарать его. Наряду с правдоподобно звучавшими обвинениями в связях со спекулянтами и дельцами-мошенниками приводились и совершенно дикие вымыслы.
Например, главный обвинитель Фукье-Тенвиль и председательствовавший на суде Герман заявили, что Дантон хотел «двинуться во главе вооруженной армии на Париж, уничтожить республиканскую форму правления и восстановить монархию». Дантон с его могучим голосом и темпераментом народного трибуна перекрикивал судей, доказывал всем собравшимся в зале и около здания Трибунала несправедливость возведенных на него обвинений.
«Мой голос, гремел он, должен быть услышан не только вами, но и всей Францией…»
Члены Трибунала и присяжные были искренне убеждены в том, что интересы народа, революционная целесообразность выше, чем приверженность букве закона. По слухам, Фукье-Тенвиль и Герман даже ходили в совещательную комнату, чтобы побороть сомнения присяжных, и показывали им какой-то неизвестный документ, свидетельствовавший о виновности Дантона. Когда один из присяжных заколебался, другой спросил его:
«Кто более полезен для Республики Дантон или Робеспьер»
«Более полезен Робеспьер».
«В таком случае нужно гильотинировать Дантона».
На вопрос, существовал ли «заговор, направленный на оклеветание и очернение национального представительства и разрушение с помощью коррупции республиканского правительства», присяжные ответили «да».
Еще в годы самой революции Дантона подозревали в связях с английской разведкой. Скорее всего, именно представленные в последнюю минуту присяжным Революционного трибунала доказательства существования этой связи и решили окончательно его судьбу.
Настроило против Дантона его бывших друзей и то, что во время якобинской диктатуры Дантон явно выделялся из общего круга революционеров своим образом жизни нувориша, «нового богача», жадностью к материальным благам, к богатству.
Позднее, в конце XIX века, Дантон стал признанным героем французских либеральных республиканцев. Сочувствовавшие им историки вроде А. Олара восхваляли Дантона, противопоставляли его «диктатору» Робеспьеру. Историк А. Матьез выдвинул против него тяжкие обвинения в продажности, в сотрудничестве с двором и иностранными разведками.
Он подсчитал все возможные законные источники доходов Дантона (адвокатская практика, жалованье депутата) и пришел к выводу, что они никак не могли послужить даже основой для того довольно крупного состояния, которое успел сколотить за короткий срок бывший провинциальный стряпчий. В 1787 году у Дантона было всего на 12 000, а в 1794 году уже более чем на 200 000 ливров различного имущества. Однако можно ли утверждать точно, что это были деньги, полученные Дантоном от роялистов или от английской разведки Подобно многим другим депутатам-буржуа Дантон, вероятно, занимался спекуляцией «национальными имуществами» (так назывались конфискованные земли дворян-эмигрантов, пущенные в продажу во время революции).
Кроме того, в руках Дантона в бытность его министром были очень большие секретные суммы, которые он имел возможность расходовать почти бесконтрольно. Мог он попользоваться и кое-чем из добычи, захваченной французской армией в Бельгии (о чем тоже имеются намеки в документах). Все это, конечно, не украшает облик Дантона, но оставляет недоказанным обвинение в подкупе и шпионаже.
После ареста Дантона среди его бумаг было обнаружено письмо от английского Министерства иностранных дел банкиру Перрего с поручением выплатить довольно большие суммы денег лицам, обозначенным инициалами. Эти деньги должны были составлять вознаграждение за услуги, оказанные Англии, в частности, за выступление с провокационными речами в Якобинском клубе.
Обвинение Дантона в шпионаже получает и косвенное подтверждение в доказательстве того факта, что он принимал деньги от французского двора. В 1851 году была опубликована переписка Мирабо с графом Ламарком. В этих доверительных личных письмах, относящихся к 1791 году, Мирабо, который уже состоял на службе у двора, упоминал как само собой разумеющееся обстоятельство, что Дантон получал деньги за помощь королю в подготовке контрреволюционного переворота.
Один из роялистов, Теодор Ламет, в своих мемуарах, увидевших свет только в XX веке, подробно изложил эту историю переговоров Дантона с иностранными державами, в том числе с Англией, о спасении короля за два миллиона ливров и об отказе Питта дать согласие уплатить запрошенную сумму.
Французский историк попытался «пересмотреть» всю деятельность Дантона в годы революции. Большинство специалистов сочли в целом теорию Матьеза недоказанной. Эти историки с полным основанием решительно отвергли его попытку представить Дантона только взяточником и шпионом, игнорируя ту объективно большую революционную роль, которую он сыграл в ряде важнейших событий тех грозовых лет.
4 апреля Дантону и Камиллу Демулену вынесли приговор, а утром следующего дня обоих на тележке отвезли на Гревскую площадь. Проезжая мимо дома, где жил Робеспьер, Дантон крикнул: «Максимилиан, я жду тебя!» (И не ошибся: через три месяца пала голова Робеспьера.) Перед казнью Дантон ругался площадными словами, а Камилл Демулен плакал. Перед тем как взойти на эшафот, Дантон подошел к товарищу и поцеловал его. Палач заявил, что это противоречит закону.
«Дурак! усмехнулся Дантон. Разве ты в силах помешать нашим головам через пять минут поцеловаться в корзине»

.