КАК НЕМЕЦ НЕМЦУ НЕМЦА ВЕЛЕЛ СВЕРГНУТЬ. РОССИЯ, 1740

В ночь на 20 ноября Манштейн со своими рослыми гвардейцами, с грохотом распахивая одну за другой двери Зимнего, ворвались в спальню Бирона.
Фактический правитель России полез было под кровать, потом пытался отбиваться кулаками, но куда ему до русских гренадеров под командованием здоровенного подполковника-немца!
В исподнем, связанного, с кляпом во рту, отволокли его в карету Миниха — фактического руководителя этого очередного дворцового переворота. Он то и отправил своего адъютанта Христофа Германа Манштейна арестовывать регента при маленьком Иване VI.
Но меньше графа Бурхарда Кристофа фон Миниха выиграл от этого действа разве что сам Бирон, сосланный навечно в сибирский Пелым. Потому как вскоре получил Христофор Антонович Миних полную отставку, а при Елизавете Петровне так и вообще отправился в ту же Сибирь, в тот же городок.
Впереди было 20 лет (двадцать!) в Богом и властями забытом вогульском городке. Говорят, по дороге они разминулись на постоялом дворе с Бироном: Елизавета смилостивилась перевести того в Ярославль.
78-летнего Миниха вернёт в столицу Пётр III, и, несмотря на то, что Миних поддержит императора в момент переворота, будет он служить и Екатерине, сказавшей о нём позже: «Не будучи сыном России, он был одним из ее отцов».
У Марка Алданова в великолепной «Пуншевой водке» дан мастерский портрет того, о ком Пётр говорил ««Никто так хорошо не понимает и не исполняет мыслей моих, как Миних». Вот он, старик, получивший давно негаданную свободу:
«К ночи поднялся холодный ветер. Начиналась низовая метель. В кабинете, служившем Миниху и спальной, с вечера затопили железную печь. Он весь вечер разбирал бумаги, сжигая то, что не предполагал увозить в Петербург. Иногда пробегал некоторые документы. Иные из них относились к делам мрачным и кровавым. По бумагам скользили тени людей, ушедших давно, так давно, что страшно было и подумать. Петр умер почти сорок лет тому назад, Людовик XIV почти пятьдесят. Давно сгнили в могиле Мальборо, принц Евгений, Август, Меншиков, Остерман, Шетарди. Но мысленная возня с мертвецами скоро его утомила. Бумаги ему надоели. Миних прилег на диван не раздеваясь и задремал под свист поднимавшейся метели.
Когда он проснулся, была глубокая ночь. Забытая им сальная свеча дымя догорала в подсвечнике. В кабинете было жарко и душно. Он с усилием поднялся с дивана. Голова у него немного кружилась от угара. Приоткрыл окно, рванул холодный ветер и задул свечу. В кабинет проник лунный свет. Миних надел шубу и вышел на крыльцо.
Пелым давно спал. Была совершенная тишина. Снег несло горизонтально, ниже крыльца. Луна холодно светилась на белых крышах. Ничего не было видно, кроме необозримых, нигде, казалось, не кончающихся снегов. «Пелым Какой Пелым Почему Пелым» спросил себя он, точно вчера поселился в этом городке. Ему самому непонятно было, как случилось то, что он, сын немецкого инженера датской службы, после долгих, шумных странствий по разным, почти одинаково близким, почти одинаково чужим землям, оказался на вершинах власти в России, как очутился затем в Пельше и провел здесь двадцать лет.
И все-таки этот дикий, затерявшийся в снегах городишка был теперь ему ближе, роднее, чем Дания, чем Версаль, даже чем Петербург, давно сам не знал, где его настоящая родина, и кто он собственно такой: русский немец датчанин «Да, почему Пелым До шестидесяти лет и не слыхал никогда о таком месте, а в последние годы, еще вчера, был уверен, что здесь буду погребен» Невольно взглянул в сторону занесенного снегом кладбища. «Ускользнул! Здесь лежать не буду!.. Пусть же мертвые хоронят мертвых! Разумеется, странно, что в восемьдесят лет начинается еще какая-то новая жизнь. Но главное жизнь! Чтобы переменить кладбище, не стоило выходить из могилы»
Подумал о новом государе: что за человек похож ли на того Петра Будет ли продолжать его дело, их дело Размышляя в ссылке о прошлом, Миних открыл причину своего величия и падения: будучи пришельцем, старался, вслед за Петром, преобразовать чужую все-таки чужую страну, необозримую и страшную, как эти сибирские снега. По крайней мере, так ему теперь казалось: честолюбие, любовь к власти, непреклонный характер не могли объяснить в его судьбе всего. «Главное было то, подумал он и с неудовольствием заметил, что размышляет о себе в прошедшем времени. Нет, я не буду греться у печки в Петербурге, не для этого возвращают, и тем лучше, если это им неприятно»
Они были враги, давно считавшие его похороненным заживо. С давно забытой радостью он представил себе их раздражение и страх. Но тут же подумал, что настоящие враги его почти все давно в могиле. Один Бирон где-то доживал в глуши свою кровавую жизнь. Вспомнил их последнюю театральную встречу на станции, холодный театральный поклон. «Неужели еще придется встретиться и с Бироном Как же с ним встретиться» О других не стоило думать: они были немногим лучше сегодняшнего осла с сувениром. «Без врагов скучно жить, надо будет завести себе новых»
Он так давно ушел из жизни (хоть старался за всем следить по ведомостям), что ему трудно было себе представить новое царствование, новых людей, новый Петербург: пелымских купцов теперь знал неизмеримо лучше, чем нового государя или новую армию. Почти с бешенством он думал, что за эти украденные у него, вычеркнутые из его жизни двадцать лет мог бы, находясь у власти, перевернуть Россию! Думал, что все-таки еще не поздно, что на месте быстро во всем разберется, что будет дальше, до конца, до последней минуты, делать свое дело. И еще о многом другом думал граф Миних, глядя в ту ночь с крыльца на спящий под снегом, забытый Богом Пелым Метель уже неслась выше уровня крыльца. В шалаше вогул, почувствовавший во сне наступление снежной бури, проснулся, вскочил, чтобы помолиться Воршуду о своей несчастной, превратившейся в лихорадку, сестре, и спросонья, с ужасом, красными от скипидара глазами уставился на освещенную луной огромную фигуру, точно всплывавшую из снежного вихря».
Алданов здесь
—————-
Бюст Миниха в Валхалле, Бавария

.