«МОДЕЛЬЕР» РЕВОЛЮЦИИ

В октябре 1920 года на Дворцовой площади 10 тысяч человек разыграли один из самых массовых спектаклей в истории «Взятие Зимнего дворца» Николая Евреинова. То, как мы представляем себе революцию, во многом идет именно от той театрализованной модели, возникшей спустя три года после исторических событий…
…Юрий Анненков, известный портретист-эмигрант, обожал травить байки. В компании таких же, как он, русских эмигрантов он иногда рассказывал, живо, в лицах, забавную историю о том, как неожиданно стал «модельером революции». Говорил, как одевал красный Петроград и красную Москву, как сочинил костюм Троцкому и придумал форму петроградской милиции. Друзья-эмигранты Анненкову не верили, посмеивались, называли его «рассказочником» знали, что Юрий Павлович очень любит приврать.
Но в этой своей истории Анненков ни выдумал почти ничего. Фотографии и документы, разбросанные по государственных архивам и частным коллекциям, подтверждают то, что Юрий Павлович так живо описывал в лицах. Он, действительно, был «модельером революции», единственным в своем роде…
…1917-й год Анненков проводил в Петрограде. Осенью грянула революция. И юркий Юрий Павлович примкнул к большевикам, выразил полную готовность душой и сердцем влиться в борьбу за новую жизнь и новое искусство. Быстроногий Анненков бегал по петроградским кабинетам новой власти, придумывал красочные шествия, мерз на митингах и отогревался лекциями для учащихся художественных мастерских: учащиеся читали по слогам и стыдливо потели при виде живописных Венер. Он готовил массовые зрелища в пользу русских военнопленных, участвовал в выставках, боролся за организацию всероссийского профессионального союза работников искусств
Был нарасхват.
В октябре восемнадцатого его вызвали в Москву и назначили председателем «флажной комиссии». Задача подготовить оформление Красной площади к 7 ноября, годовщине Октябрьской революции. Художник носится из Наркомата имуществ в Моссовет, из Моссовета в кремлевские кладовые, из кладовых в художественные мастерские, оттуда прямиком на площадь. И так ежедневно десятки раз, без отдыха, без сна. У него в подчинении «десятки портных», в его распоряжении «многие тысячи аршин материи». Количество Юрий Павлович все-таки преувеличил: судя по документам Наркомата имуществ, он получил только 5 тысяч аршин.
Сценарий действа незамысловат. Столица в празднично-траурном убранстве. Венки, лозунги, плакатная живопись. Трибуны в кумачовых полотнищах. Оркестр возвещает начало парада. Маршируют войска, гудит авиация, по площади проходят штатские (рабочие, химики, инженеры) и за ними члены IV Съезда. Ленин открывает цементную доску «в память погибших за мир и братство народов» и, поднявшись на трибуну, произносит победную речь.
Анненков из кожи вон лез, чтобы успеть к сроку. Он вместе с десятками рабочих сделал лозунги, расписал плакаты и срубил гигантскую платформу для выступления Ленина. Он дико устал, едва держался на ногах: не спал целых две недели! И, между делом, несмотря на дефицит материалов, умудрился умыкнуть из-под самого носа Наркомата имуществ несколько аршин кумачовой ткани на платье своей супруге. Он ликовал, как юнец. Но в самый последний момент ему позвонил Николай Подвойский, член Реввоенсовета. Диспозиция изменилась, срочно нужны дополнительные трибуны для членов правительства и других официальных лиц. «Товарищ Анненков, быстрее, полагаемся на Вас, не забудем».
Делать нечего. Ночью с 6 на 7 ноября Анненков побежал с рабочими и саперами в беспробудную мерзлую ночь строить тумбы, подмостки. Кумачовой ткани не хватило. И художник, скрепя сердце, выстелил перед трибуной на ступенях тот самый прибереженный красный текстиль. В 9 часов утра Ленин проворно зашагал по несбывшимся платьям супруги. Так вождь революции растоптал прекрасную мечту о революционной моде и красных платьях.
В ноябре 1920-го Анненков принял участие в подготовке массового шоу «Взятие Зимнего дворца», которое планировалось показать на площади Урицкого (бывшей Дворцовой) в честь третьей годовщины революции. Главным режиссером назначили Николая Евреинова. Юрия Павловича выбрали главным художником.
У арки Главного штаба соорудили «белую» и «красную» трибуны.
Шоу открывал актер, игравший Керенского. Его голос, театральные жесты, оловянный марш-марш по сцене заводил статистов. «Белая» платформа учащенно двигалась в ритм станков, печатавших ассигнации. Трудовые массы на «красной» платформе уныло наблюдали триумф «капиталистов». Но вот раздались голоса: «Ленин, Ленин». Ожила «красная» сцена. Вождь пролетариата диктовал новый ритм. «Белая» платформа пустела, ее статисты в автомобиле мчалисьь в Зимний дворец. Так заканчивался первый акт.
Акт второй взятие Зимнего. Дворец превращен в театр теней. Слепые прожекторы (целых 150 штук) хаотично ощупывают фасад. Непрерывно грохочут орудия «Авроры». Под треск винтовок и рев шрапнелей прожекторы медленно и дружно сходятся на огромном красном полотнище над поверженным Зимним дворцом.
В постановке задействовали до 10 тысяч человек. И каждого Анненков должен был одеть соответственно роли. Проблем с «красной» платформой не возникло. Рабочая, простая одежда 1920 года почти ничем не отличалась о той, что носили вершители Октября. Гораздо больше времени и нервов Юрий Павлович потратил на костюмы артистов «белой» платформы. Здесь должны были заседать заплывшие ленью министры, перекатываться тугими мешками черно-белые капиталисты, отсюда должен был вещать Керенский, призывая юнкеров и женщин ударного батальона дать отпор красным бунтарям.
Но обошлись малой кровью: «белым» сшили лишь то, что нельзя было найти. А в революционном Петрограде можно было найти почти все. На армейских складах и в реквизированных дворцах высились горы рубах, мундиров, сапог, фуражек, кирас, касок, фраков, цилиндров, папах.
Судя по кадрам «Взятия Зимнего дворца», статисты, игравшие министров, надели подлинные мундиры сановников и чинов императорского двора. «Банкиры-спекулянты» шарами катались по сцене в черных фраках, пальто и цилиндрах их подобрали из революционного реквизита, кое-что вытребовали из театров.
Со статистами, изображавшими армию, было проще: шинелями, гимнастерками, погонами и папахами были завалены петроградские цейхгаузы. На старых кадрах постановки видны замечательные детали времени. К примеру, актеры, изображавшие генералов на «белой» платформе, играли в подлинных парадных киверах конца 1900-х годов.
Анненков отвечал не только за костюмы, но и за революционный реквизит. Он получил броневики, пулеметы, винтовки и разрешение властей использовать крейсер «Аврору», который для этих целей пришвартовали у набережной поблизости с Зимним дворцом. Накладки, конечно, были. Но шоу удалось.
В начале 1920-х Юрий Павлович, тонкий знаток костюма и щеголь, участвовал в разработке настоящих, а не сценических, костюмов. В 1923-м по заданию Льва Троцкого он придумал ему особый форменный наряд, в котором председатель Реввоенсовета позировал для портрета. На Льве Давыдовиче были непромокаемое полувоенное пальто с карманом по середине груди, эффектные кожаные перчатки с длинными крагами, сапоги, фуражка с автомобильными очками, планшет, кобура. И никаких опознавательных знаков: ни петлиц, ни нашивок, ни красной звезды. В костюме Анненкова Троцкий преобразился в полубога, в военного демиурга воистину вселенского масштаба. Понятно, что этот костюм очень понравился Льву Давыдовичу.
Но были в творчестве художника другие проекты формы.
Во время революции Юрий Павлович свел близкое знакомство с Борисом Каплуном, заведующим административным отделом Петросовета.
Анненков упоминает (правда, всего только раз во французской книге «Одевая звезд») о том, что они вместе разработали первую форму для петроградской милиции. Каплун действительно активно участвовал в разработке формы и лично контролировал, как ее носили: сохранились его донесения 1918 года на имя Военного комиссара Северной области. Но форма милиции в тот период утверждалась на более высоком уровне коллегией НКВД. Каплун и Анненков, если имели какое-то отношение к новому регламенту, то лишь опосредованное. Впрочем, это не помешало Юрий Павловичу сочно рассказывать о Каплуне и о том, как они вместе сочинили форму милиционерам.
А его костюмный опыт времен революции позже очень пригодился.
В 1924-м Анненков выехал на выставку в Венецию и остался в Европе.
Перебравшись во Францию, Юрий Павлович стал не просто именитым художником, он превратился в модельера, сочинявшего костюмы для театра и кинематографа. Его даже номинировали на премию «Оскар» за лучшие костюмы к фильму. И, несмотря на то, что награды он не получил (проиграл американской художнице Эдит Хэд), Анненков иногда любил приврать и на эмигрантских посиделках описывал, как присутствовал на вручении заветного приза. Эмигранты посмеивались, не верили знали, как Юрий Павлович любит травить байки.
Но его рассказы о том, как он «одевал революцию» были сущей правдой. Ну, или почти правдой.

Источник