Выдержка из «Тибетской книги мёртвых. Бардо Тхёдол (Бардо Тёдол)»
Психологический комментарий к книге К.Г. Юнга
Прежде чем приступить к комментарию, необходимо сказать несколько слов о самой книге. «Тибетская книга мёртвых» («Бардо Тёдол») это сборник наставлений, предназначенных умирающему и умершему. Подобно «Египетской книге мёртвых», она служит путеводителем по области Бардо, символически представленной как промежуточное состояние между смертью и новым рождением продолжительностью в 49 дней. Книга состоит из трёх частей. В первой («Чигай Бардо») описаны психические явления в момент смерти; во второй («Чёнид Бардо») состояние сразу после смерти и так называемые «кармические видения»; в третьей («Сидпа Бардо») возникновение инстинкта рождения и явления, предшествующие новому рождению. Согласно «Книге мёртвых» высшая степень понимания и просветления, а значит максимальная возможность освобождения достигается человеком в момент смерти. Вскоре после неё возникают «видения», которые в конечном итоге приводят к новому рождению, причём изначальный ослепительный свет постепенно тускнеет и дробится, а видения становятся всё более жуткими. Такое нисхождение поясняет отчуждение сознания от освобождающей истины по мере приближения к моменту физического рождения. Наставления «Книги мёртвых», которые лама читает над мертвым телом, предназначены для того, чтобы на каждом этапе новых иллюзий и заблуждений напоминать умершему о постоянной возможности освобождения и объяснять природу его видений.
Боюсь, что такого рода высказывания совершенно неприемлемы ни для философии, ни для богословия Запада. «Книга мёртвых» в высшей степени психологична, в то время как наша философия и богословие до сих пор пребывают на средневековом, допсихологическом уровне, на котором позволяется выслушивать, объяснять, защищать, критиковать и обсуждать только отдельные высказывания, но не лежащие в их основе догмы, выносящиеся за пределы всякого обсуждения.
Вместе с тем понятно, что любые метафизические утверждения это высказывания души, и следовательно психологические высказывания. Европейскому сознанию, компенсирующему своё знаменитое чувство ущемлённости рабской привязанностью к «рациональным» объяснениям, эта очевидная истина кажется или слишком очевидной, или недопустимым отрицанием метафизической «истины». Всякий раз, когда европеец слышит слово «психологический», он воспринимает его как «только психологический». «Душа» кажется ему чем-то ничтожно малым, недостойным внимания, субъективным, сугубо личным и т.д. и т.п., поэтому он предпочитает слово «разум» и любое своё суждение сколь бы субъективным оно ни было склонен относить на счёт «разума», подразумевая при этом «Универсальный Разум» и даже «Абсолют». Вероятно, эта удивительная самонадеянность служит для униженной «души» своеобразной компенсацией.А. Франс верно уловил суть западной цивилизации словами Екатерины Александрийской из «Острова пингвинов», которая советует Богу: «Дай им душу, только крошечную!»
Именно душа, наделённая божественной творческой энергией, делает метафизические утверждения и устанавливает различия между метафизическими понятиями. Душа не только условие метафизической реальности, но и сама реальность.
С этой глубокой психологической истины и начинается «Книга мёртвых». Она не описание погребального обряда, а система наставлений для умершего, путеводитель по области Бардо с её меняющимися видениями, среди которых душа пребывает в течение 49 дней с момента смерти человека до его нового рождения. Если читатели «Книги мёртвых» будут исходить из вневременности души что на Востоке считается самоочевидным они смогут без труда поставить себя на место умершего и внимательно прислушаться к поучениям, с которых начинается книга и представление о которых даёт приведённая выше цитата. И тогда ничуть не самонадеянно, но смиренно прозвучат слова: «О благороднорождённый, слушай! Сейчас ты созерцаешь Сияние Чистого Света Совершенной Реальности. Познай его. О благороднорождённый, твой разум пуст, он лишён формы, свойств, признаков, цвета; он пуст это сама Реальность, Всеблагость. Твой разум пуст, но это не пустота Небытия, а разум как таковой свободный, сияющий, трепещущий, блаженный; это само Сознание, Всеблагой Будда».
Осознание этого есть состояние абсолютной просветлённости, Дхарма-Кайя; или, прибегая к знакомому нам языку, творческая основа всех метафизических рассуждений само сознание, незримое, неуловимое проявление души. «Пустота» есть состояние за пределами каких бы то ни было суждений или утверждений, однако вся полнота её многообразных проявлений скрытно пребывает в душе.
Далее в «Книге мёртвых» говорится: «Твоё сознание, сияющее, пустое, неотделимо от Великого Источника Света; оно не рождается и не умирает, оно Немеркнущий Свет, Будда Амитаба».
Душа (или индивидуальное сознание) не только не ничтожна, но она и есть Сияющее Божество. Запад или считает такое заявление опасным (а то и просто богохульным), или бездумно принимает его, страдая впоследствии от теософской инфляции. В этом вопросе мы всегда умудряемся занять неверную позицию. Но если бы нам удалось преодолеть себя и избежать своей главной ошибки непрестанного желания что-то делать с вещами, находить им практическое применение, возможно, тогда нам удалось бы усвоить тот важный урок, который даёт «Книга мёртвых» (или, по крайней мере, осознать её величие): она открывает умирающему глубочайшую истину, согласно которой даже боги есть не что иное, как сияние и отражение нашей собственной души. Солнце на Востоке не меркнет, как померещилось бы христианину, у которого «похитили» Бога; напротив, человеческая душа оказывается светом Божества, а Божество душой. Восток с большей лёгкостью принимает этот парадокс, чем, скажем, Ангел Силезский, психологичность которого обогнала даже наше время.
«Книга мёртвых» говорит о первичности души, что крайне важно, ибо это единственное, в чём жизнь нас не убеждает. Наша жизнь настолько переполнена, вещами, теснящими и подавляющими нас, что, окружённые ими как «данностями», мы не находим времени поразмыслить: кем же они «даны» Умерший освобождается от мира «данностей»; цель поучений «Книги мёртвых.» помочь его освобождению. Если при чтении книги нам удастся поставить себя на место умершего, нас ожидает не меньшая, чем его, награда: с первых же строк мы узнаём, что «податель» всего «данного» пребывает внутри нас. Эта истина, вопреки всей очевидности её проявлений как в великом, так и в малом, нам неизвестна, хотя знать её жизненно необходимо. Конечно, такое знание годится только созерцателям, жаждущим постичь смысл существования, гностикам по темпераменту, верящим в спасение через «познание жизни». Для того, чтобы увидеть мир как «данный» сущностью нашей души, необходим коренной переворот в мировоззрении, требующий немалых жертв. Представление о том, что всё происходит «для меня», более непосредственно и впечатляюще (и потому более убедительно), нежели мысль о том, что всё происходит «из меня». Действительно, животная природа человека не позволяет ему видеть в себе творца своих обстоятельств. Вот почему любые попытки такого рода становились предметом тайных посвящений, которые обычно достигали своего апогея в символической смерти посвящаемого, долженствующей указать на необратимый характер происшедшего изменения. Фактически наставления «Книги мёртвых» служат умирающему напоминанием о его посвящении, о том, чему обучал его гуру, эти наставления суть не что иное, как посвящение умершего в жизнь Бардо, равно как посвящение живущего означает приготовление к загробной жизни. Так, по крайней мере, обстоит дело во всех тайных культах древних цивилизаций со времён египетских и элевсинских мистерий. Однако в посвящении живущего загробный мир это не мир после смерти, а переворот в его взглядах и стремлениях, психологический загробный мир, или, прибегая к христианским понятиям, искупление мирских соблазнов и греха. Искупление есть отвержение и избавление от неведения и мрака, движение к просветлению и освобождению, к победе и выходу за пределы всякой «данности».
Итак, «Книга мёртвых» описывает процесс посвящения, цель которого вернуть душе божественную сущность, утраченную ею с физическим рождением. Для восточной религиозной литературы характерно то, что учение неизменно излагается с самого главного, с основных принципов, которые у нас, как правило, появляются лишь в конце (так, Луций у Апулея обращается с молитвой к Гелиосу только в конце книги). В соответствии с этим, описанное в «Книге мёртвых» посвящение представляет собой ряд ослабевающих пульсаций, завершающийся новым рождением. Единственная разновидность посвящения, которая известна в настоящее время на Западе, это анализ бессознательного, осуществляемый врачом с психотерапевтическими целями. Такое проникновение в лежащие ниже уровня сознания слои есть разновидность рациональной майевтики по Сократу: выявление психического содержания, в зародыше пребывающего в подсознании. Первоначально психотерапия была связана с психоанализом Фрейда и сосредоточивалась в основном на сексуальных фантазиях. В «Книге мёртвых» этой области соответствует С и д п а, последняя, низшая область, в которой умерший, не сумевший усвоить смысл поучений двух первых частей книги «Чигай Бардо» и «Чёнид Бардо», становится жертвой своих сексуальных, фантазий и прельщается видениями соединяющихся любовных пар. Наконец, одно из материнских чрев улавливает его и вновь рождает в этом мире. Как и следовало ожидать, в действие вступает эдипов комплекс. Если карма умершего такова, что он родится мальчиком, то он влюбится в свою будущую мать и возненавидит отца, и наоборот, будущая девочка почувствует влечение к тому, кто станет её отцом, и отвращение к матери. Европеец проходит эту специфически фрейдистскую область, когда с помощью психоанализа извлекается на свет содержание его бессознательного, но он движется при этом в обратном направлении от детских сексуальных фантазий к материнскому чреву. В кругах психоаналитиков была высказана гипотеза, что главная психическая травма обусловлена переживаниями в момент рождения; более того, психоанализ пытается восстановить воспоминания о внутриутробном периоде существования. К несчастью, европейский ум достигает на этом своего предела. Можно, казалось бы, ожидать, что психоанализ Фрейда успешно проникнет в область так называемых внутриутробных переживаний и пойдёт дальше; произойди это и психоанализ покинул бы область С и д п а и проник в низшие слои Чёнид. Однако, опираясь на современные биологические представления, это рискованное предприятие не может увенчаться успехом: основанной на нынешних научных предпосылках философской подготовки для этого явно недостаточно. Если бы путешествие всё-таки удалось продолжить, это наверняка привело бы к постулату о предутробном существовании (т.е. о подлинном существовании в области Бардо) при условии, что удалось бы обнаружить какой-нибудь след этого существования. Как известно, далее чистых гипотез относительно внутриутробного опыта психоанализ не продвинулся; даже пресловутая «травма рождения» обернулась обычным трюизмом вроде того, что «жизнь это болезнь с неблагоприятным прогнозом, ибо исход её всегда фатален».
