ПРОПАГАНДИСТСКАЯ ВОЙНА. ГОД 1914-Й
В 1913-1914 годах Америка выходила из рецессии. Ее индустрия расцветала; экспорт рос как на дрожжах; настроение в стране было приподнятое, и средний американец настолько не следил за тем, что происходит в Европе, что летом 1914 года туда отправились сотни американских туристов и попали как кур в ощип.
Сразу после начала войны в Европе, в августе 14-го, президент Вудро Вильсон сделал заявление о нейтралитете Соединенных Штатов. Очевидно, что такая позиция была отражением общего настроения в стране, но не только его. Профессор Иллинойского университета, историк Росс Кеннеди рассказывает, что, когда через несколько недель после заявления Вильсон составлял формулировки уже в документе, в «Декларации нейтралитета» он представил позицию Соединенных Штатов не только как нейтралитет, он придал США роль посредника и миротворца. По мнению Вильсона посредничеством надо было не просто добиться примирения сторон, но и пойти гораздо дальше — изменить общий миропорядок. Вильсон рассчитывал преобразовать систему отношений между государствами, сделать ее более безопасной, основанной на соглашениях о всеобщем разоружении и экономическом сотрудничестве. Он призывал к тому, что сам называл «мир без победы». Еще с июля 1914 года Вильсон рассылал телеграммы лидерам европейских стран и высокопоставленным военным, предлагая стать посредником в переговорах о мирном разрешении конфликта. Согласия он не получил ни от кого.
Между тем, с началом войны в Европе американское общество вовсе не было едино во мнениях со своим президентом. Общество даже не разделилось, не разбилось, а разлетелось вдребезги на группы с разнонаправленными интересами, намерениями и симпатиями. И каждая оказывала давление (иногда неожиданно сильное) на политическое направление правительства.
Росс Кеннеди выделил во всем разнообразии общественного мнения три группы: «Представители первой (и самой большой) требовали полного нейтралитета и избегали малейшей возможности принять ту или другую сторону (то есть сторону Германии и Австро-Венгрии или сторону Антанты союза, в который входили Англия, Франция и Россия). Они требовали запрета на продажу оружия обеим сторонам и прикладывали огромные усилия к тому, чтобы оборвать все связи с Европой и практически закупорить Соединенные Штаты». Эту группу называли «пацифистами».
В нее входил ни больше ни меньше как тогдашний госсекретарь США — Уильям Брайан, а из знаменитостей — Генри Форд, который в 1915 году предпринял частную попытку замирить воюющих, снарядив в Европу «корабль мира». Делегация включала самого Форда, но возглавлялась шумной феминисткой Розикой Швиммер. Вся экспедиция так высмеивалась американской прессой, что Форд сбежал с корабля, едва доплыв до Скандинавии. Миссия провалилась.
Гораздо настойчивее был другой американский пацифист Эндрю Карнеги. Ему было 77 лет, но он метался между всеми столицами, уговаривая банкиров, промышленников, политиков и военных не допустить катастрофы. За год до войны он убеждал Тедди Рузвельта встретиться с немецким кайзером и обещал Тедди оплатить его африканское сафари, если тот согласится на миротворческую миссию. В биографии Карнеги есть такие строки: «Когда Тедди Рузвельт, наконец, встретился с кайзером, он передал ему поручение Карнеги, а потом пять часов осматривал германские войска. В том же 1913 году Карнеги сам добился аудиенции у кайзера и потом называл его «нашей главной надеждой на мир». Когда через год до него дошла весть о начале войны, он был ошеломлен и сломлен».
Либералы-интернационалисты
Вторую группу политиков называли «либеральными интернационалистами». «Представители этой группы были душой на стороне союзников (точнее, на стороне Англии и Франции), боровшихся, по их понятиям, за демократию, рассказывает профессор Кеннеди. Виновниками катастрофы они считали Германию и Австрию, которые начали войну после убийства эрцгерцога сербским националистом, превратив семейную трагедию во вселенское кровопролитие». Эта группа, как подчеркивает историк, не хотела участия Америки в войне, но соглашалась (хоть и неохотно) на усиление американской армии как гарантии коллективной безопасности. Они боялись навредить союзникам и были категорически против требования первой группы политиков прекратить поставки оружия странам Антанты.
В эту группу входил и президент Вильсон, который практиковал в отношении союзников то, что можно назвать «дружественным нейтралитетом».
К последней группе относились открытые сторонники Англии, среди них Тедди Рузвельт.
Особую категорию в предвоенной Америке составляли бизнесмены. Их роль до сих пор самая спорная. Финансовая индустрия, стальная, химическая, оружейная бесспорно разбогатели на военных поставках, поэтому их часто относят к сторонникам и даже разжигателям войны. Ошибочно. В начале войны большой бизнес активно настаивал на нейтралитете чтобы продолжать поставки всей Европе. Дело изменила английская блокада немецких портов, прервавшая торговлю с Германией.
Неожиданно большую роль в начале войны сыграли этнические группы. По переписи 1910 года почти треть 90-миллионного населения Америки составляли люди, которые или родились за границей, или были детьми иностранцев. Самыми активными были американцы немецкого происхождения и американцы ирландского происхождения. И те, и другие стояли за нейтралитет: ирландцы — потому, что не любили Англию, немцы — потому, что любили Германию. С началом войны в Европе немецкие газеты в Америке писали о превосходстве немецкой культуры, а в немецких районах городов даже в 1916 году жители шумно справляли день рождения кайзера. За что ужасно пострадали в 1917-м.
В статье «Немецкие американцы и Первая мировая война» есть такие данные: «Как только Америка вступила в войну 6 апреля 1917 года, начались поиски шпионов и саботажников и подавление всего немецкого. Закрывались газеты, в общественных школах перестали преподавать немецкий язык, музыканты перестали играть Баха и Бетховена, книги Гёте изымали из библиотек. Кислую капусту, которая называлась по-немецки «сауэр краут», переименовали в «либерти краут» (капусту свободы), немецких овчарок в «овчарок свободы» и даже болезнь, известную как «немецкая корь», стали называть совсем уж несуразно «корью свободы». Началась эпидемия насилия: избиений немцев, оскорблений и вандализма. Но на судебных процессах присяжные чаще всего оправдывали хулиганов».
Интересно, что реальная связь с германскими агентами была замечена как раз в среде американских ирландцев, из которых многие считали, что победа Германии даст Ирландии надежду на получение независимости от Англии. При этом ирландцы настолько доминировали в органах демократической партии больших городов, что президент-демократ Вильсон был вынужден несколько отстраниться от Англии и постоянно делать акцент на специфически американских аспектах отношения к войне, не забывая идею самоопределения наций.
Любопытно, что даже Англия вынуждена была считаться с американскими меньшинствами и регионами. Например, начав блокаду немецких портов и закрыв путь в Германию американскому хлопку, Англия повысила упавшие было цены на хлопок, чтобы не лишиться поддержки американского Юга. Или, скажем, английская пропаганда держала в тени свой союз с царской Россией, зная неприязнь к ней многочисленных иммигрантов-евреев, бежавших от погромов.
Но вернемся от меньшинств к большинству американцев. Профессор Кеннеди отмечает, что те, кого называют «main stream» тогдашнее большинство активного населения белые протестанты Восточного побережья, руководствовались в отношении к войне, в основном, эмоциями и моральными принципами. «Они всегда боролись с грехом: с рабством, проституцией, пьянством, жестокостью, говорит Росс Кеннеди. А британцы с начала войны поставляли в Америку действенную информацию: фотографии и описания жестокостей австрийской армии в Сербии и немецкой в Бельгии. Австрийцы и немцы для острастки партизан казнили местных жителей, даже женщин. И симпатии возмущенных американцев постепенно склонялись на сторону союзников главным образом благодаря британской пропаганде».
Журналисты выкопали выражение кайзера Вильгельма, который за 15 лет до этого, во время «Боксерского восстания» в Китае прозвал восставших «гуннами». Теперь «гуннами» стали называть самих немцев
В 70-х годах вышла интереснейшая книга военного корреспондента Чарльза Рёттера «Искусство психологической войны с 1914 по 1945 год». Автор пишет: «В 1914 году по приказу немецкого генерал-губернатора Бельгии была расстреляна 50-летняя бельгийская медсестра Эдит Кавелл, помогавшая раненным французским и английским солдатам бежать в нейтральную Голландию. Британцы позаботились о распространении этой информации в Америке. Возмущение было всеобщим. Германия потеряла право называться цивилизованной нацией. Журналисты немедленно выкопали выражение кайзера Вильгельма, который за 15 лет до этого, во время «Боксерского восстания» в Китае прозвал восставших «гуннами». Теперь «гуннами» стали называть самих немцев. После убийства медсестры уже верили любым слухам о жестокости немцев. Соединенные Штаты вступили в войну только через полтора года, но эксперты до сих пор считают, что именно информация о казни медсестры Кавелл спровоцировала самую сильную психологическую реакцию и оставила несмываемое клеймо на репутации Германии. Этот шок сравним разве что со взрывом возмущения после потопления немцами пассажирского судна «Лузитания» в 1915 году».
Чарльз Рёттер пишет о поразительном понимании англичанами силы пропаганды. Уже 15 августа 1914 года они перерезали подводный кабель связи между Германией и Америкой. Связь была налажена через две недели, но все первые версии событий были английскими. «Именно первая публикация, пишет Рёттер, формирует общественное мнение и возбуждает эмоции». Англичане посылали в американские газеты статьи Киплинга, Конан-Дойля, Бернарда Шоу и Герберта Уэллса, выковавшего девиз союзников «Это война, которая положит конец всем войнам». То есть наша война война в защиту гуманности.
Немцы оказались беспомощны в сфере пропаганды. Например, их посол в Вашингтоне представлял дело так, будто британская блокада портов оставила немецких детей умирать с голода. Но при этом он не знал, что военное министерство устроило «пропагандистский тур» журналистов по Германии, хвастливо показывая, что блокада не навредила детям, а лишь «сбалансировала их диету». Но главное, немецкие пропагандисты, в отличие от британских, показали полное непонимание психологии американцев. Немцы жаловались на беззаконность действий партизан. Они думали, что законопослушных американцев это возмутит. Но американцы живей откликались на чувство справедливости, чем на букву закона.
Профессор Кеннеди считает, что причиной, может быть, самых сильных эмоций стали нападения немецких подводных лодок на американские торговые суда в нарушение обещания, данного президенту Вильсону, не трогать корабли нейтральных стран: «Ради справедливости надо сказать, что суда везли военное снаряжение для союзников. Даже пассажирское судно «Лузитания», на котором погибли почти 2000 человек, тоже везло военный груз, рассказывает Росс Кеннеди. Но интересно, что, при всей силе возмущения американских газет и общественности, американцы и в 1917 году так же не хотели воевать, как и в начале войны».
В 1916 году англичане перехватили так называемую «Телеграмму Циммермана» — послание министра иностранных дел Германии своему послу, в котором был план вовлечения Мексики в войну с Америкой с целью вернуть ей Техас, аннексированный Соединенными Штатами в 1845 году. И опять возмущение продержалось неделю и увяло. Вильсон понял, что слой американцев, готовых к войне, очень тонок, и срочно организовал систему пропаганды. Но из его переписки видно, как он был обеспокоен тем, что население не поддерживает идею вступления в войну.
Американцы потеряли в Первой мировой больше 100 тысяч солдат. Но авторы многих исторических книг считают Версальский мир провалом американского президента Вильсона, провалом его знаменитых «14 пунктов» мирного договора, воплощавших идеи мирового переустройства. Профессор Кеннеди считает, что Вильсон пытался сбалансировать две несовместимые вещи: «с одной стороны, наказание и ослабление Германии, с другой стороны вовлечение ее в реформирование системы международных отношений в качестве партнера». Он ввел немцев в заблуждение этими планами, говорит историк. «И когда в реальности условия мира оказались чрезвычайно жесткими для Германии, немцы были в шоке. Они обвиняли Вильсона в том, что он обещал им партнерство и чуть ли не равенство, а не суровые меры наказания. Они немедленно начали сопротивление, что и привело к проблемам 20-30-х годов. Конечно, планы Вильсона были нереалистичными. Как многие политики его времени, он считал Америку уникальной страной, выше других в нравственном отношении и в политическом. Он был уверен, что и немцы смотрят на Америку снизу вверх и потому покорно посчитают мирный договор справедливым», рассказывает Кеннеди.
Но может быть, Вильсон обогнал свое время Ведь после Второй мировой войны Запад немедленно сделал Германию партнером и помог превратить руины в цветущую демократию. «Но разница в том, что на этот раз Германия была оккупирована, парирует Кеннеди. А в Первую мировую она, кстати сказать, не была оккупирована по настоянию того же Вильсона, не хотевшего лишнего унижения этой страны. Только во Второй войне немцы по-настоящему почувствовали трагедию поражения. Ситуацию менял и Советский Союз, который превратился из союзника в противника, что помогло быстрому примирению Запада с Германией».
