ФЕОФАН ПРОКОПОВИЧ — «АГЕНТ ПЕТРОВСКОЙ РЕФОРМЫ»

Он положил начало мифологизации образа царя-преобразователя. Говорил о Петре ярко: «Деревянную он обрете Россию, а сотвори златую»…
18 июня 1681 года в Киеве родился архиепископ Феофан Прокопович, один из ближайших сподвижников Петра I, фактический глава Синода, ученый-энциклопедист. Его считают автором тезиса о триедином русском народе, включающем в себя великороссов, малороссов и белорусов. Эта концепция впоследствии станет официальной в Российской империи.
Прокопович учился в Киево-Могилянской академии, в которой было явственно влияние польских католиков и униатов со всем набором идеологем типа польской «миссии на Востоке» и «Польска от можа до можа». К тому же академия изначально создавалась по уставу иезуитских учебных заведений Европы, а ее многие преподаватели получали образование в университетах протестантской Германии. И эта разнородная смесь, конечно же, оказывала воздействие на дух и стиль учебного процесса в Киево-Могилянской академии. Да и учились там по учебникам иезуитских коллегий.
Феофан Прокопович тоже оказался не чужд этих влияний, которые нередко вступали в противоречие с ортодоксальным православием. Историк церкви Георгий Васильевич Флоровский в работе «Пути русского богословия» писал: «Не будь в феофановых трактатах имени русского епископа, их автора всего естественнее было бы угадывать в среде профессоров какого-нибудь протестантского богословского факультета. Все здесь пронизано западным духом, воздухом Реформации».
Феофан Прокопович проповедовал цезарепапизм – он считал, что государь должен главенствовать не только над народом, но и над духовенством. Эту точку зрения разделял Петр I, почерпнувший эту идею, как считается, во время вояжа в Европу и знакомства с устройством англиканской церкви. В итоге в 1721 году «Духовным Регламентом», составленным Прокоповичем и утвержденным царем, была упразднена власть патриарха и введено синодальное устройство церкви. Историк Флоровский писал: смысл «Регламента» очень прост и слишком ясен. Это есть программа Русской Реформации.
При этом ни Петр, ни Феофан как-то даже не взяли в рассуждение ту мысль, что делая церковь одним из государственных ведомств, навроде министерства, они тем самым подрывают ее авторитет в глазах народа. А ведь именно церковь – единственный русский институт, который преодолел все тысячелетние невзгоды. Например, в Смутное время именно церковь удержала страну от распада.
Из этого можно сделать вывод, что Петр смотрел на Церковь исключительно утилитарно: его мало интересовала ее духовная роль. Он хотел, чтобы это влиятельное в обществе учреждение помогало ему в строительстве вновь создаваемого государства. А так как он мечтал из России сделать Голландию, то, значит, и церковь должна быть скроена по голландскому образу и подобию. И Феофан Прокопович помогал царю в этих преобразованиях.
Он также был одним из инициаторов указа Синода о раскрытии тайны исповеди, то есть поощрял обыкновенное доносительство.
Да и сам Петр поощрял изветы законодательно. Причем за «правые доносы» он давал денежную награду. Царь вообще считал, что всех надо держать в страхе. Посылая какого-нибудь из своих подчиненных в провинцию, напутствовал его такими словами: учини им там жестокую передрягу.
И вот теперь, по мысли Феофана, священники должны были доносить на исповедующихся. И это не удивительно – ведь архиепископ был «своим человеком» в Тайной канцелярии. Он разбирал доносы, слыл у недругов, которых жестко преследовал, «инквизитором».
А еще Феофан составил для начальников Тайной канцелярии – графа Петра Андреевича Толстого и Андрея Ивановича Ушакова инструкции по ведению допросов и искусству следствия. В частности, он наставлял: «Пришед к (подсудимому), тотчас нимало немедля допрашивать. Всем вопрошающим наблюдать в глаза и на все лице его, не явится ли на нем каковое изменение, и для этого поставить его лицом к окошкам… Как измену, на лице его усмотренную, так и все речи его записывать».
Видимо, это были действенные методы, поскольку в те времена в заточении оказались сразу девять архиереев, десятки священников.
В сочинении «О мученичестве» Феофан обличал «фанатиков», недовольных ношением европейской одежды и бритьем бород. А в трактате «Правда воли монаршей во определении наследника державы своей» он поддержал указ Петра о престолонаследии, который разрушал древнерусскую традицию первородства – передачу престола от отца к старшему сыну. Феофан писал: «Монарх не токмо волен, но и должен поставлять наследника по себе, не по естеству их, но по достоинству». Однако, как показала история, отказ от примогенитуры для России имел тяжелые, непредсказуемые и самые невероятные последствия.
Прокопович же положил начало мифологизации образа царя-преобразователя. В панегириках красноречивого архиепископа в ход шло все: и демократичность Петра, его гуманизм, непритязательность в быту, слава великого полководца, создателя флота, мудрого государственного мужа, который, как позднее напишет Пушкин:
То академик, то герой,
То мореплаватель, то плотник,
Он всеобъемлющей душой
На троне вечный был работник.
Феофан говорил о Петре не менее ярко: «Деревянную он обрете Россию, а сотвори златую… Какову он Россию свою сделал, такова и будет: сделал добрым любимою, любима и будет; сделал врагам страшную, страшная и будет; сделал на весь мир славную, славная и быти не престанет».
В 1720 году, после Гренгамской победы, Феофан произнес «Слово похвальное о флоте», в котором маленький петровский ботик обрел уж и вовсе масштабы исполинского мифа. Как и головной убор Петра, простреленный в Полтавской виктории: «О шляпа драгоценная!.. всех утварей царских дражайшая!»
И знаменитый петергофский фонтан «Самсон, разрывающий пасть льву» также создан по инициативе Феофана – к 25-летию Полтавской победы. Сражение произошло в день преподобного Самсона Странноприимца. Это же имя носил ветхозаветный герой, обладавший огромной силой, руками разорвавший пасть напавшего на него льва. А лев – геральдический символ Швеции. В похвальном слове, произнесенном сразу после Полтавы, Прокопович и сравнил царя с Самсоном. Петру это сравнение понравилось. Так что, можно сказать, что происхождение знаменитого выражения «Пасть порву!» тоже связано, пусть и косвенно, с Феофаном Прокоповичем…
После смерти Петра I и его внука Петра II он сумел завоевать доверие императрицы Анны Иоанновны. Некоторые историки полагают, что государыня разорвала «Кондиции» Верховного тайного совета, которые законодательно ограничивали самодержавие, именно после разговора с архиепископом Феофаном. Он якобы убедил императрицу не отказываться от традиционного единовластия. И продолжая гнуть свою идею цезарепапизма, Феофан во время коронации ввел Анну Иоанновну для принятия Святых Даров в алтарь. Неслыханно! Но на критику Прокопович спокойно отвечал: она прежде всего глава церкви и самодержавная императрица, а уж потом женщина.
Однако при Анне Иоанновне Феофан уже не реформатор, а строгий консерватор. Не лишен он был и литературного дара. А его критические работы положили начало эпохе классицизма в России. Он первым в отечественной драматургии обратился к сюжетам русской истории, написав «трагедокомедию» «Владимир», посвященную Крещению Руси. Известно, что взгляды Феофана оказали влияние на поэта Кантемира и историка Татищева. О нем писали: «Не было почти рода писательства, к которому не был бы причастен Феофан. Богослов, проповедник, канонист, юрист, историк, поэт совмещались в нем с разною степенью дарования, но, во всяком случае, в необыкновенном сочетании. Таких разносторонних и плодовитых талантов мало можно встретить среди наших деятелей XVIII века. Взятая в целом личность Феофана Прокоповича всегда останется одной из центральных фигур русской истории XVIII столетия».
Однако вся эта кипучая деятельность была неоднозначна, противоречива и во многом негативна. Тот же Флоровский писал: «Феофан Прокопович был человек жуткий. Даже в наружности его было что-то зловещее. Это был типический наемник и авантюрист, – таких ученых наемников тогда много бывало на Западе. Он пишет всегда точно проданным пером. Во всем его душевном складе чувствуется нечестность. Вернее назвать его дельцом, не деятелем. Один из современных историков остроумно назвал его «агентом Петровской реформы»».